Барон Беркет

Пехотинцы шли быстрых шагов. Впереди шагал пожилой вояка с багровым лицом, которое украшали длинные густые усы, которые были шире лица, острые кончики торчали, как у таракана. Обычно в Англии лицо или полностью бреют, или отращивают усы и бороду. Скорее всего, обладатель одних только усов был брабантцем. Он обернулся и что-то крикнул на языке, похожем на немецкий. Наверное, подгонял своих. Не пойму, как он увидел мой болт и успел отскочить. Наверное, интуиция и опыт помогли. Плохие наемники так долго не живут. Мой болт все равно попал в шедшего сзади копейщика, но неприятный осадок у меня остался. Усача завалили мои лучники, которые были с другой стороны засады. Я научил парней стрелять не в тех, кто ближе, а в тех, кто спиной к ним. Всех пехотинцев перебить не успели. Они сперва ломанулись по дороге, а затем – в лес, где не страшны были стрелы. Десятка два ускользнуло. Пусть бегут. Роберт де Бомон, граф Лестерский должен знать, куда подевался посланный им отряд.

На рыцаре Бодуэне было что-то типа бригантины, которую я принял за сюрко. Пластин было четыре – две спереди и две сзади. И там, и там они располагались встык, но по бокам между ними было незащищенное пространство. Пластины трапециевидные, со скошенными верхними сторонами. К толстой материи крепились проволокой, продетой через тонкие дырочки по краям пластин. Оказалось, что на бригантине и щите был нарисован золотой краской длиннолапый медведь, высунувший длинный и извивающийся язык. Шел справа налево, что по закону рекламы значило движение назад, в прошлое. У многих баронов на гербе разные звери идут в прошлое, высунув такие же длинные и извивающиеся языки. У Ранульфа де Жернона это золотой лев на алом поле. Мой болт пробил бригантину и кольчугу, но влез в тело рыцаря всего сантиметров на пять. Поэтому Бодуэн и прожил на несколько мгновений дольше, пока не получил стрелу в глаз. Глаза у его коня, действительно, были голубые.

Граф Честерский очень обрадовался, узнав, что, по крайней мере, один крупный отряд больше не будет разорять его владения. По такому случаю он выдал наградные – три фунта серебра мне и еще три – моим лучникам. И купил голубоглазого жеребца рыцаря Бодуэна, заплатив щедро.

– Если когда-нибудь доведется вести переговоры с Робертом де Бомоном, обязательно приеду на этой кобыле! – злорадно улыбаясь, пообещал Ранульф де Жернон.

Я вдруг понял, что главное его чувство, после жадности к земельной собственности, – это мстительность. Алена Черного он держал в кандалах не только из-за титула и замков, но еще и мстя за что-то. Граф Честерский одно время был в фаворе у короля Стефана, а потом вдруг фаворитами стали граф Ричмондский и братья де Бомоны. Постараюсь не перебегать дорогу Ранульфу де Жернону, графу Честерскому и своему сеньору. По крайней мере, до тех пор, пока он мой сеньор.

– Я собираюсь построить монастырь бенедиктинцев рядом с Беркенхедом, – сообщил он.

Его отец дал деньги на строительство рядом с Честером бенедиктинского аббатства, посвященное Святой Вербурге. Видимо, тоже сильно нагрешил. Я заметил, что церковь заинтересована в том, чтобы люди почаще грешили. Не даром придумали поговорку «не согрешишь – не покаешься», то есть не заплатишь церкви.

– Помогу по мере сил, – сказал я вполне искренне.

Монастыри испокон веку служили отстойниками для людей с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Иногда туда попадали фанатики, но обычно ненадолго. В двадцатом веке одна моя знакомая, кандидат наук, разочаровавшись к тридцати пяти годам в мужчинах, решила посвятить себя богу. Сделала три попытки. Из всех монастырей сбегала потому, что лесбиянки доставали.

Дома меня ждали две радостные новости. Привожу их по степени важности. Первая – теща уехала вместе с дочкой Краген и зятем Гилбертом на новое место жительства. Дом свой продала Джеку, который в последнее время неплохо заработал с помощью арендованного у меня шлюпа. Вторая – у меня теперь два сына. Роды были тяжелые, Фион еле выжила. Сказал ей, что на этом ее участие в приросте населения планеты заканчивается, будем предохраняться. Не хочу, чтобы дети росли сиротами. Она вроде бы отнеслась с пониманием. Здесь женщины реализуются в материнстве: чем больше детей, тем она круче. Принято иметь не меньше пяти. Три – самая нижняя планка. Сына назвал Робертом в честь графа Глостерского. Поскольку он родился в замке Беркет, имя будет носить Роберт де Беркет. Его старший брат Ричард, хоть и родился в окрестностях замка, а не в нем самом, тоже будет де Беркет. Крестили младшего сына в Беркенхеде, который стремительно разрастается, превращается в город. В окружающих Беркенхед валлийских деревнях появилось много денег. Как следствие, вырос спрос на товары, открылись новые мастерские, которые их производят, подтянулся народ из других деревень и городов.