Барков

«В какой-то годовой праздник, в пребывание свое в Москве, приехал он с поздравлением к Н. П. Архарову и привез новые стихи свои, напечатанные на особенных листках. Раздав по экземпляру хозяину и гостям знакомым, спросил он о имени одного из посетителей, ему неизвестного. Узнав, что он чиновник полицейский и доверенный человек у хозяина дома, он и его подарил экземпляром. Общий разговор коснулся до драматической литературы; каждый взносил свое мнение. Новый знакомец Сумарокова изложил и свое, которое, по несчастью, не попало на его мнение. С живостью встав с места, подходит он к нему и говорит: „Прошу покорнейше отдать мне мои стихи, этот подарок не по вас“»^[330].

Но, пожалуй, самыми смешными были анекдоты о Сумарокове и Баркове. Известно, что современники называли Сумарокова «Северным Расином». Собратья же по перу обвиняли его в том, что в трагедиях своих многое он без зазрения совести заимствует у французского драматурга. Анекдот повествует, как об этом Барков напомнил Сумарокову:

«Барков всегда дразнил Сумарокова. Сумароков свои трагедии часто прямо переводил из Расина и других. Например:

у Расина:

„Contre vous, contre moi, vainement je meprouve.
Present je vous Ms, absent je vous trouve!“

у Сумарокова:

„Против тебя, себя я тщетно воружался!
Не зря тебя искал, а видя удалялся“.

Барков однажды выпросил у Сумарокова сочинения Расина, все подобные места отметил, на полях подписал: „Украдено у Сумарокова“ и возвратил книгу по принадлежности»^[331].

Пушкин записал два анекдота о Сумарокове и Баркове.

«Барков однажды заспорил с Сумароковым в том, кто из них скорее напишет оду. Сумароков заперся в своем кабинете, оставя Баркова в гостиной.

Через четверть часа Сумароков выходит с готовой одою и не застает уже Баркова. Люди докладывают, что он ушел и приказал сказать Александру Петровичу, что-де его дело в шляпе. Сумароков догадывается, что тут какая-нибудь проказа. В самом деле, видит он на полу свою шляпу, и ––––––» (VIII, 77).

«Никто так не умел сердить Сумарокова, как Барков. Сумароков очень уважал Баркова, как ученого и острого критика, и всегда требовал его мнения касательно своих сочинений. Барков, который обыкновенно его не баловал, пришел однажды к Сумарокову:

„Сумароков великий человек, Сумароков первый русский стихотворец!“ — сказал он ему. Обрадованный Сумароков велел тотчас подать ему водки, а Баркову только того и хотелось, он напился пьян. Выходя, сказал он ему: „Александр Петрович, я тебе солгал: первый-то русский стихотворец — я, второй Ломоносов, а ты только что третий“. Сумароков чуть его не зарезал» (VIII, 76–77).

Противостояние Баркова и Сумарокова, столь забавно представленное в анекдотах, было предопределено тем, что Барков был учеником Ломоносова. И в литературной полемике, которая разгорелась между Ломоносовым, Тредиаковским и Сумароковым, ученик занял свое место в стане учителя.

Поначалу Ломоносов и Сумароков были приятелями, чуть ли не ежедневно сходились и дружески беседовали, прислушиваясь к советам друг друга.

Враги! Давно ли друг от друга
Их жажда крови отвела?
Давно ль они часы досуга,
Трапезу, мысли и дела
Делили дружно?.. (V, 113)

Всё началось с чисто филологических дискуссий: о проблемах стихосложения, об оде, ее поэтике и стилистике. Но потом споры перешли границы дозволенного.

В 1748 году Сумароков написал «Критику на оду». Какая критика и какая ода? Критика, разумеется, нелицеприятная, а ода, конечно, Ломоносова — на восшествие на престол императрицы Елизаветы Петровны. Естественно, возникает вопрос: справедливо ли первенство Ломоносова на русском Парнасе?