Джеку хотелось уже приняться за дело: заехать в отель Сен-Луис, выяснить, в каком номере остановился полковник, провести разведку на местности и все такое.
— О'кей, — сказал Рой, — оставим их где-нибудь по дороге.
Так они и сделали. Рой вел «крайслер», Джек ехал позади. Остановились возле «Каллиопе», где парковались приезжавшие на ярмарку автомобили. Когда Рой пересел в «фольксваген», Джек встретил его широкой ухмылкой:
— Жаль, что нельзя остаться посмотреть. Представляешь, какие-нибудь ребята наткнутся на этот «кадиллак», решат покататься — и вдруг услышат сзади стук и голоса, взывающие словно издалека: «Помогите, сеньоры, помогите!»
— Делани, да ты мастак на розыгрыши! — сказал ему Рой.
Джек замолчал, но радость так и распирала его: дела шли отлично.
10
Они доехали до стоянки такси на Бьенвилле и там остановились. Рой, не забывший свое полицейское прошлое, заявил, что таксистов знает хорошо и, если они будут возникать, пошлет их на хрен. Стоянка находилась точно напротив отеля Сен-Луис.
Джек расположился за столиком в просторном внутреннем дворе, дождался официанта и заказал водку и скотч.
— Похоже, народу маловато, — сказал он официанту, тот ответил:
— Похоже на то.
— Где же все? — поинтересовался Джек. Официант высказал предположение, что народ веселится в городе.
Небось валом валят по Бурбон-стрит, натыкаясь друг на друга, сами не зная, куда, зачем. Думают, это и есть Новый Орлеан. На одной стороне улицы — выставка кож и мехов, на другой — дешевая галантерея. Бедолаги в «Презервейшн-Холле» и прочих местах играют что-то на тему диксиленда, «Когда святые» и так далее, снова и снова, а туристы торчат в проходе. А ведь в городе бывает и хорошая музыка — когда приезжает Эл Хирт, когда на эстраду выходит Билл Хантингтон со своим контрабасом, когда собирается группа Эллиса Марсалиса — его сын, Уинтон, уехал из города, покоряет весь мир своим рожком.
В этих кварталах всегда есть чем потешить зрение и слух, да и кормят неплохо. Чего ради туристы прутся на Бурбон-стрит? Джек не понимал их — может быть, оттого, что сам всю жизнь прожил в Новом Орлеане. Но ему казалось, даже приедь он издалека, он бы устроился здесь, в тени магнолий и душистой японской айвы, расслабленно попивал водку и скотч, любуясь игрой света в брызгах фонтана, бледным оранжевым сиянием, заливавшим весь двор.
Если б он приехал откуда-то из других мест, он бы смотрел вверх, на белую террасу, окружавшую двор со всех сторон, на двери, открывавшиеся с террасы в гостиные и темневшие за ними коридоры, на окна, украшенные темными рамами. Он бы сидел здесь, как он и сидел на самом деле, размышляя о том, что в чужую комнату, пожалуй, можно проникнуть незамеченным, вот только странное это чувство — прокрадываться туда, опасаясь, что кто-то глядит тебе в спину со двора.
Полковник жил в номере 501 на верхнем этаже — в люксе, располагавшемся на отдельной площадке у лифта. В регистратуре сказали, что постоялец отлучился.
Рой отправился разузнать, нет ли у него знакомых среди обслуги — вообще-то зацепки у него были во всех гостиницах Французского квартала. Хорошо иметь много друзей, говорил Рой, особенно таких, которые тебе чем-то обязаны. Когда-то у него была подружка на Бьенвилле, чуть подальше «Арно», звали ее Нола, и готовила она лучше любого повара в самом роскошном ресторане — милая девочка, добрая-предобрая, только вот запуталась в жизни. В этом-то вся беда с женщинами, говорил Рой: отличные информаторы, особенно шлюхи — те просто прирожденные наводчицы, но эмоции вечно берут над ними верх, и они выбалтывают все подряд.
— Теперь-то я это знаю, — говорил Рой, — но здесь какая мне польза от этого?
Это было в тюрьме, где Рой подружился с Джеком и поведал ему свою историю.
— Она была очень милой девочкой, совсем не похожа на шлюху, маленькая такая, голосок тоненький: «Ох, Рой, если бы не ты, меня бы давно забили насмерть».
— Вы были друзьями?