Бандит

В коммуналке уже собралась вся компания: сидели оба близнеца, Аркадий, Генка Сухой и грузин-шашлычник. Максима не было — он охранял Шакурова, и Шакуров поехал с утра в Шереметьево растаможивать партию определителей валюты — фирма понемногу расширялась.

За те пять месяцев, в течение которых Валерий из бывшего зека стал директором кооператива, комната его в коммуналке не сильно изменилась. С голых стен все так же свисали отороченные пылью обои, да Мишка приволок и повесил на стену здоровенный календарь с голой бабой в черных туфельках.

Кроме того, в комнате появился стол. Валере он достался бесплатно: Иванцов переоборудовал свои кабинеты. Всю совковую канцелярскую мебель вынесли во двор и в коридор, откуда ее и растаскивали на халяву все желающие.

— Как Сашка? — спросил Сазан.

— Сашка в Шереметьево поехал, и Максимка с ним, — сказал Генка.

— Все из-за него, из-за Сашки, — заявил Аркадий, — сволочи какие! Я вчера в конторе штаны оставил, совсем новые штаны — тоже сперли!

— А ты не рыпайся, — сказал Генка, — ишь, какой пугливый! Пока Сазан за тебя мазу тянул, ты довольный был, а теперь потянул за Сашку, так ты рыпаешься!

— На меня-то карапузы наехали, — возразил Аркадий, — а на Сашку мафия! — Раньше мы были маленькими, — сказал Витя, — вот и наезжали на нас маленькие, а теперь стали крупными — вот и наехали крупные люди.

— Да не на нас же наехали, — заорал Аркадий, — чего мы за других тянем?

— Что у нас тут за частный ОМОН? Я в диверсанты не вербовался! — поддакнул Алешка-очкарик.

— Есть еще мнения? — спросил Валерий.

— Опасно с тобой работать, Сазан, — сказал шашлычник.

— Это что ж такое? Два машина за неделю.

— Опасно — так не работай, — сказал Валерий, — никто тебя не держит.

— Ну! Бешеный! — вскинулся шашлычник.

— Убирайтесь, — заорал Валерий, распахивая дверь комнаты, — ну! Все убирайтесь!

Шашлычник вскочил и бочком-бочком полетел к двери.

— Все убирайтесь! — орал Валерий.

— Останетесь со мной — прирежут. Слышите? Прирежут, как Устина!

Еще двое человек выползли из двери коммуналки.

— Ну, кто еще? — орал Валерий.

— Да уймись ты, — сказал Генка, — больше никто не уйдет.

— А уйдете, — медленно поднимая голову, произнес Валерий, — может, и я прирежу.

За дверью, припав ухом к стенке и изнывая от любопытства, слушал базар старый Петрович.

***

Через час после им же самим устроенного гнилого базара Валерий высадился из автобуса в районе новостроек и, оглядываясь, побрел мимо громадных, зеленых с белым домов, вырастающих из сухой, еще не заросшей зеленью земли, на которой громоздились отходы недавнего строительства. У пятого дома слева он свернул, отыскал второй подъезд и, убедившись по цифрам под козырьком, что нужная ему квартира находится именно тут, шагнул внутрь. При этом его сфотографировали сразу две фотокамеры: одна находилась в руках человека, располагавшегося в припаркованном близ подъезда и слегка побитом «Москвиче», другая же была установлена на хорошей треноге в двухкомнатной квартире, обустроенной в доме напротив и купленной бывшим КГБ как раз для наблюдения над лицами, дефилирующими через данный подъезд.

Валерий поднялся на одиннадцатый этаж и позвонил в дверь. Ему открыл довольно-таки красивый мужик с глазами сторожевого ротвейлера.

— Тебе кого, парень?

— Шутника. — А что Шутнику передать?

— Пришел, мол, Сазан, хочет видеть.

Мужик исчез за дверью, но Валерий остался у порога. На месте мужика выросли еще двое, таких же угрюмых и так же настороженно посматривавших на Валерия.

Прошло минут пять. За это время камера, установленная в доме напротив и ловившая происходящее на лестничной клетке благодаря разбитому российскому стеклу и отличной японской оптике, успела сделать еще два снимка.

Наконец мужик появился вновь и сказал: — Заходи, парень.

Квартирка, в которую вошел Валерий, была достаточно скромна: три комнаты с небольшой кухней. Из трех комнат только одну, собственно, занимал хозяин, в других же двух толклась охрана.

Треснутое зеркало в прихожей и затертый до дыр половичок неуловимо давали понять, что жилец не владеет квартирой, а арендует ее, не желая иметь ничего в собственности.

Комната, в которую вошел Валерий, тоже была заставлена чужими вещами. Стояла в ней черная хельга во всю стену, кровать — наискосок от окна, да маленький столик при кровати. В нише хельги — телевизор марки «Рубин» 1972 года выпуска, а напротив телевизора располагалась низкая тахта. Перед тахтой тоже стоял столик. На тахте сидел старик с необыкновенными светлыми ореховыми глазами и с кожей, шершавой, как рубероид. На старике были обвисшие на коленях тренировочные штаны и стоптанные сандалии. Старик указал Валерию на стул, и Валерий сел, повинуясь кивку головы.

— А, явился, Сазан, — ласково проговорил старик, — вот, понимаешь ли, не ожидал гостя. Зачем явился?

— Волына нужна, — сказал— Валерий, — «ТТ» или «макар». И маслины.

— Ах, ему волына нужна, — протянул Шутник.

— А я-то, дурак, думал, он старых друзей пришел навестить, замешкался, но пришел… Может, и принес чего, зону погреть. Кооператив у тебя, я слышал.

— Нету у меня кооператива, — сказал Валерий.