– Хорошо, майор, попросите на всякий случай разрешения на участие в допросе задержанного, но я сомневаюсь, что вы его так запросто получите. Славу делить никто не любит. А тут еще такое нашумевшее дело… В случае отказа просто отправляйтесь домой спать. Завтра вы понадобитесь, чтобы оформить это дело до конца. Подчеркиваю – оформить. Как участник следственной группы будете представлены к поощрению…
– Разрешите выполнять? – у Банды было ощущение, что его здесь поставили за дурака.
Последовали короткие гудки.
Известие о каком-то задержанном было полной неожиданностью для Александра.
Бондарович поднял глаза на Макарову:
– Как представитель ФСБ в следственной группе я хотел бы знать: кто и на каких основаниях задержан. Кроме того, я требую участия в его допросе. Если, конечно, меня здесь вообще принимают всерьез…
Виктория, казалось, была сама удивлена:
– Хорошо, я попробую связаться с шефом, – девушка поднялась из-за компьютера, – подождите немного, – она торопливо покинула кабинет.
Александр подлил себе еще кофе. Виктория Макарова, 11 часов 30 минут ночи, 23 марта 1996 года, кабинет Кожннова
Виктория быстрым шагом проследовала к кабинету Кожинова. Девушку мучил вопрос: неужели и правда убийца пойман?.. Перед дверью кабинета стоял один из молодых охранников. Он остановил Макарову:
– Минутку, – и заглянул в кабинет. – Товарищ генерал, к вам Макарова… – через несколько секунд охранник повернулся к девушке. – Заходите.
В кабинете, кроме шефа, находились его заместитель – полковник Карпик – и капитан Егоров. Разместившись с разных сторон стола, они допрашивали мужчину лет сорока – типичного альбиноса, высокого, худого, с редкими белыми волосами и такими же белыми бровями и ресницами.
В кабинете царил полумрак, потому что горела только настольная лампа. Генерал Кожинов, у которого от постоянного напряжения часто воспалялись глаза, не любил яркого верхнего света.
Задержанный заметно нервничал, точнее, был почти в истерике, он курил короткими затяжками, делая судорожные, суетные движения.
Виктория молча застыла возле стенки.
Кожинов залез пальцами в пепельницу на столе и вытащил оттуда окурок, который только что затушил альбинос.
– Вот этот нам вполне подойдет, давайте сравним, – Кожинов достал из стола другой окурок, но – в полиэтиленовом пакете и с биркой. – Вот, пожалуйста, сами убедитесь, совпадает марка – "Житан", совпадает и характерный прикус – вы держите фильтр зубами, совпадает манера излома при затушивании… Наверное, совпадет и группа крови, которую не трудно будет определить по следам слюны? Что вы на это скажете?
– Всего-то, что это, наверное, два моих окурка. Что из того? – альбинос схватился руками за стол. – Разве это может что-то значить?
– А то, что окурок этот найден в курительной комнате, где был убит Смоленцев, – у Кожинова было багровое лицо, на лбу поблескивали капельки пота. – Причем это единственный найденный там окурок, помимо, конечно, фильтра от сигареты самого Смоленцева.
– Но я же сразу сказал, что был в курилке и курил там, это же совершенно естественно. Почему из этого вдруг вытекают какие-то подозрения?
Генерал Кожинов грозно сдвинул брови:
– Сказали вы это далеко не сразу, а только после того, как вас строго допросили и предъявили ручку с вашими, как уже известно, отпечатками пальцев, найденную в туалете.
– Сказал не сразу, потому что испугался, – это тоже естественно. И вы испугались бы на моем месте… К тому же…
– Что – к тому же?
– Не терял я никакой ручки, – губы альбиноса заметно дрожали, дрожал и голос, – я в туалет вообще не заходил. Я сидел и курил после совещания, когда в туалет зашел Смоленцев. Я затушил сигарету и вышел оттуда.
– Вышел и все? – усмехнулся Кожинов.
– Все. Делайте со мной, что хотите. Это все, что я могу сообщить вам по делу об убийстве.
– Хорошо, Олег Александрович, допустим, что все так.
Но хотелось бы знать, почему вы так сразу, торопливо покинули помещение. Куда-то опаздывали?
Альбинос чуть не плакал:
– – Нет. Я никуда не опаздывал. У нас были неприязненные отношение с Виктором в последние месяцы, поэтому мне не хотелось с ним разговаривать.
– Вы здоровались?
– Нет.
Генерал вел допрос в довольно быстром темпе. Подозреваемые часто не выдерживают этого темпа и проговариваются, что, естественно, значительно облегчает следствие.
– Почему вы поссорились?
– Я работал у него, а потом вследствие производственных проблем ушел из его телестудии.
Кожинов заметно оживился:
– Вот об этом и стоит нам поговорить поподробнее.
У нас есть некоторые показания относительно характера ваших разногласий. Речь идет просто о тысячах долларов рекламных денег, которые вы утаивали на телестудии. Разве не так?.. Смоленцев выгнал вас со скандалом, а мог бы вообще привлечь к уголовной ответственности…