Банда вампиров

Двигаясь по проверенному, проторённому пути, он довольно скоро оказался возле ложа, где провёл последнюю ночь. Тут же, заплаканные и сопливые, стояли Фрикций и Полюций, а на тележке подле них молча лежало бездыханное тело растоптанного боссом Зевса.

Завидя Стаську, детишки обозвали его убийцей и зарыдали.

– Ну вы чего, мелочь пузатая? – чувствуя за собой вину, заоправдывался он. – Вам что, эту крысу жалко? Так я вам новую куплю.

– Зевс не крыса, он хомяк! – завопил Фрикций, вытирая искренне ручьём бегущие слёзы и мотая на кулак также искренне повалившие сопли.

– Да?! – удивился босс. – А какая разница?

Детишки рыдали всё громче, посылая проклятия на похмельную голову Стаськи.

– Убийца, убийца, убийца! – орали они, тыкая пальчиками в испуганного и загнанного босса. – Гореть тебе в аду, проклятый!

Хотя Станислав и слыл абсолютным безбожником, но слова «гореть тебе в аду» пришлись ему не по нраву, ком подвалил к горлу, неведомое чувство суеверного страха охватило несчастного.

– Чего глотки рвёте, дурики? – наконец не выдержав неистового натиска, ответил маленьким грубиянам Станислав. Затем покрутил пальцем у виска и тихо, но внятно промолвил: – Вам тут всем башки полечить надо, дебилов шайка!

И засобирался домой, не желая выслушивать дальнейшие оскорбления и унижения в свой адрес.

А дело принимало серьёзный оборот. Фрикций с Полюцием разошлись не на шутку.

– В тюрьму этого проклятого убийцу! – орал один.

– Гореть тебе в аду! – снова твердил второй.

«Пора делать ноги, – подумал уже одетый и тихонечко сидевший на краю кровати босс. – А то старшие услышат и правда подумают, что я мокрушник какой.

– Короче, утухните оба! – вдруг подорвавшись, заорал разъярённый Станислав. – Я смотрю, с вами каши не сваришь. Орёте как потерпевшие. Крысу им жалко, видите ли, – скривил он ироничную гримасу.

Почему-то детей это нисколечко не успокоило, а лишь заставило кричать и причитать ещё громче.

За мгновение до исчезновения из этого гиблого места босс зацепился ногой за какую-то пластиковую коробку, что стояла аккурат под кроватью, и зачем-то решил заглянуть внутрь и проверить, что там. Каково же было его удивление, когда он обнаружил там Нафталиной припрятанный набор опытного извращенца-мазохиста.

Имелись в этом чудо-ящичке и фаллоимитаторы различных размеров и модификаций, и плети, и кляпы для рта, да много чего там было, всего ассортимента и не перечислишь. Стасик абсолютно не знал названий этих штуковин, но видел их, и не раз, на страницах порножурналов, да и чутьё ему подсказывало, что здесь что-то нечисто и дело пахнет развратом и оргиями.

Он скривился, сплюнул и тихо промолвил:

– Ну Нафталина! Ну стерва ошалелая!

Затем с явной злобой пнул коробку ногой, отчего та послушно ускользнула обратно под кровать, и усердно вытер о плед руки, испачканные смазкой с ароматом клубники. Снова перевёл взгляд на рыдающих мальцов, о чём-то быстро поразмыслил и, посмотрев братьям прямо в глаза, громко заявил:

– Да ну вас, дебилов компания. А ещё косят под порядочных. – Махнул рукой и зашагал к выходу.

Через мгновение он оказался на улице и, где-то около часа поблуждав по Лондону, всё-таки умудрился найти дорогу домой, чему был неимоверно рад и горд, что так прекрасно ориентируется в большом городе.

Дверь в квартиру оказалась, как всегда, открыта, поэтому Стасик, войдя внутрь и не промолвив ни слова, тихо проскользнул к кровати и во всей одежде и обуви, как мешок с говном, плюхнулся на неё. Закинул руки за голову, закрыл глаза, потянул воздух носом (отдало чем-то жареным), проглотил слюну и сладко задумался, расплывшись в немного идиотской улыбке.

«Но всё-таки я в натуре красава, – думал он. – Ну крысу там какую-то раздавил. От делов-то. Но дети эти такие стрёмные, – вдруг запереживал босс. – Имена какие-то сектантские». Однако тут же успокоился, вспомнив, что всё-таки сделал эту чиксу. «А значит, есть ещё пороху, – радовался он, оголив ряд щербатых, пожелтевших зубов. – А может, пора жениться? – грешным делом было подумал он, но тут же прогнал от себя эту нелепую и опасную мысль. – Не, это уже на крайняк».

Но тут ход его мыслей и всеобщее молчание нарушает ворвавшийся в комнату после ночной смены Семён, и если на тихо зашедшего Стаську особо никто не обратил внимания, то шум от чем-то обеспокоенного и явно поддатого Семёна встревожил всех постояльцев квартиры, которые, к слову сказать, были дома в полном составе. И если интеллигентная её часть с бодрыми, обритыми лицами копошилась на кухне, наводя какой-то бытовой порядок, то деградирующая часть с унылыми, щетинистыми и туповатыми рожами молча лежала на кровати и о чём-то мечтала, изредка открывая глаза да ковыряясь грязными, огрубевшими пальцами в волосатых ноздрях.