Банда отпетых дизайнеров

Слышно было, как протестующе залопотала Алка.

– Короче, поэты-песенники, дуйте сюда! – скомандовала я. – Я нашла очень подозрительный дом, надо бы заняться им вплотную.

17

На генеральном плане застройки города названия Свинячьи Ямы не было вовсе. По проекту на месте природного курорта мелких парнокопытных вырастал ВИП-поселок, красиво и романтично поименованный «Новый Рай». Отцы города, из коих не один собирался перебраться в данные райские кущи в ближнем пригороде еще при жизни, воображали, что на зыбкой грязевой почве возникнет тихое, мирное, в высшей степени комфортное поселение – оазис в пустыне, современный аналог библейского Эдема. Новый свиноямский рай действительно был местечком уединенным, но на этом его сходство с благодатным островом в штормящем море, увы, не заканчивалось. Подобно многим другим более или менее благодатным морским островам вроде Крита, Тортуги или Соловков, Новый Рай жил неспокойно, в условиях религиозной, политической и национальной розни. В отсутствие настоящих хозяев в особняках заправляли временщики, разбившиеся на враждующие кланы.

Самым большим и шумным был клан турецких рабочих строительных специальностей. Турецкоподданные строили «под ключ» многоэтажные особняки с балкончиками, арками и внутренними двориками в мавританском стиле, а между делом активно и назойливо заигрывали с украинскими девчатами. Те небольшой, но хорошо организованной группой из четырех бой-баб и одного вечно пьяного мужика-бригадира штукатурили и малярили в домах европейского образца. Бригадир Петро был похож на Тараса Бульбу и имел такой же, как у гоголевского героя, взрывной характер. Природную вспыльчивость он из соображений общественной безопасности самоотверженно заливал самогоном, который производил лично, отдавая этому занятию большую часть своего времени и львиную долю общего продовольственного запаса. Сахара и фруктов украинская бригада не едала. Тоскуя по сладкому, боевая четверка малярш-штукатурш совершала ночные набеги на колхозную бахчу. Сторож винил в пропаже арбузов и дынь сладострастных жителей субтропиков, грозил туркам берданкой и обещал при случае «извести басурман под корень». Те пренебрежительно называли сторожа нехорошими словами, а дивчин без разбору звали Наташами. Украинки, среди которых ни одной Натальи не было, обижались, называли турок черномазыми и заигрывания их высокомерно игнорировали, предпочитая тесно общаться со строителями-молдаванами. Те хотя и были ненамного белее турок, но имели общее с украинками светлое прошлое, так как происходили из некогда братской советской республики. Веселые молдаване после трудового дня ходили с дивчинами в степь, пили там дешевое красное вино и ломали колхозную кукурузу, к которой питали непреодолимую слабость на генетическом уровне. Сторож кукурузного поля, обнаруживая потравы, злобился и предлагал сторожу бахчи заключить альянс, чтобы с табельными берданками наперевес извести под корень не только басурман, но вообще всех смуглых брюнетов, разговаривающих по-русски с акцентом. Помимо турок и молдаван, под это определение попадали также нелегальные таджики, занятые в поселке на земляных работах, и обрусевшие корейцы, чьи частнособственные огороды вклинивались в угодья колхоза. Таджики ни с кем не конфликтовали и не объединялись, старались вообще лишний раз не высовываться за ворота, а корейцы на деловой почве активно дружили с украинками, которые покупали у них арбузы, когда их не удавалось умыкнуть с колхозной бахчи, и с русскими парнями Геной и Вовой, снабжающими их свежей собачатиной. Сердобольные украинские дивчины гнусных собачников ненавидели, о чем сообщали во всеуслышание в выражениях, далеких от парламентских. Гена и Вова в ответ хамили, посылая хохлушек по такому адресу, где их давно и нетерпеливо ждали сексуально озабоченные турки. Военно-политическая ситуация на райском острове была напряженной, вооруженный нейтралитет в любой момент мог превратиться в прямое столкновение.

Искрой, из которой возгорелось пламя войны, стало прибытие в поселок группы лиц ярко выраженной славянской наружности.

Изумительно фигуристую блондинку, изящную синеглазую шатенку и светловолосого кудрявого парня Селим заметил совершенно случайно. Он как раз оседлал гребень высокого забора, чтобы разложить на просушку на горячих кирпичах спальные принадлежности семьи – полосатые ватные матрасы и старые армейские одеяла. Селим равнодушно глянул на улицу и тут увидел эту троицу, причем высокого плечистого парня он сверху тоже принял за женщину, так как навидался уже в окрестных полях могучих русских баб с тяпками. К тому же волосы у парня были до плеч, да и одет он был не по-мужски, в кремовые бриджи и розовую рубашку с кружевами.