Банда - 2

- Может быть, - легкомысленно ответил Пафнутьев, не восторгаясь начитанностью прокурора, хотя и мог бы восхититься для пользы дела. Оба произносили пустые, незначащие слова, пытаясь по интонации, по взгляду, по выражению лица хоть что-то узнать о главном.

- Каждый может рассказать о себе нечто подобное. И всегда есть основания назвать потерпевшего дураком, - просипел Невродов, глядя в мокрое, покрытое ручейками дождя окно. - У меня к тебе, Павел Николаевич, один вопрос...

- Готов ответить немедленно.

- Не торопись... Я могу и подождать. Но ответить нужно обстоятельно. Или, скажем, доказательно.

- Слушаю!

- Сысцов, - проговорил Невродов, неотрывно глядя на Пафнутьева. Вопрос ясен?

- Вполне. Больше вопросов не будет?

- Нет.

- Это мне напоминает анекдот... Когда наш всенародно избранный президент уделался везде, где только мог, вызвал он из-под кремлевской стены Иосифа Виссарионыча. Отряхнули с вождя земельные комья, причесали, трубку дали выкурить и повели к президенту. Что делать? - спрашивает тот. Все очень просто, - отвечает вождь всех народов. - Прежде всего надо расстрелять депутатов, до единого. Партии разогнать, а их лидеров - на Колыму. И третье - выкрасить мавзолей в розовый цвет.

- Ха! - сказал Невродов. - А почему в розовый?

- Тот же вопрос задал и наш президент. А вождь всех народов усмехнулся в усы и отвечает... Я так и знал, говорит, что возражений по первым двум вопросам не будет.

- Надо же... Чего только люди не придумают...

- Все это - правда святая, - заверил Пафнутьев.

- Сысцов, - напомнил Невродов.

- Если скажу, что беру его на себя... Этого недостаточно?

- Разумеется. Я сам должен быть уверен.

- Есть документы, которые наверняка убедят Первого.

- Нет, - покачал головой Невродов. - Не пойдет. Его убеждать не надо, он и сам знает, кто такой Анцыферов. За что его и ценит. Понимаешь? Анцыферов в его команде. Все остальное просто не имеет значения. И он его не отдаст.

- Отдаст.

- Павел Николаевич... Это не разговор. Я сто раз скажу, что не отдаст, а ты мне в ответ двести раз скажешь, что отдаст... Ну и что? С места мы не сдвинемся.

Пафнутьев вынужден был признать правоту Невродова. Прокурор области безошибочно нащупал самое слабое звено во всех его построениях. Старый волк Невродов прекрасно знал систему взаимоотношений в верхних слоях городской власти и склонить его к отчаянным авантюрам, зыбким, ненадежным ходам было невозможно. Вся продуманная до мелочей операция Пафнутьева повисла на волоске. Осуществить ее один он не сможет, это невозможно. Сгорит при первых же шагах.

- Вот так, Павел Николаевич, - подвел итог Невродов. - Я рад, что мы с тобой поговорили, познакомились поближе... Возможно, в будущем нам еще представится возможность поговорить на эти щекотливые темы, но сейчас... Рановато.

- Такой возможности больше не будет.

- Почему?

- В вашем кресле будет сидеть другой человек, - Ну что ж... Чему быть, того не миновать.

- Или сейчас или никогда.

- Не вижу реальной возможности.

- Не надо, - Пафнутьев выставил вперед ладонь, как бы не подпуская к себе опасливость прокурора, но тут же смутился, поняв, что этот жест он перенял у Ичякиной. Та тоже в трудные минуты разговора выставляла вперед узкую ладошку и твердо говорила - "Не надо!". - Хорошо, - сказал Пафнутьев. - Тогда я перехожу на открытый текст.

- Давай.

- У вас есть верный человек? Один, только один?

- Найдется.

- Поступаем так... Вы даете мне этого человека. И мы с ним проводим операцию. Он - ваш представитель, он освящает мои действия светом высшей власти. В случае успеха - вы на коне. Вы все знаете, приняли своевременные меры, вы всегда держите руку на пульте. Или на пульсе, не знаю, как лучше. И докладываете на любом уровне об успешной борьбе с коррупцией в высших эшелонах.

- Дальше не надо. Я сам соображу, как вести себя в случае успеха. Тут много ума не надо, - просипел Невродов насмешливо. - Приступай, Павел Николаевич, ко второму варианту.

- В случае неудачи, провала, просчета... Ваш человек заявляет, что действовал самостоятельно, втайне от руководства. А пошел он на эту авантюру, соблазнившись посулами проходимца Пафнутьева, который после известных потрясений потерял рассудок и впал в беспокойство и неистовство. И я сгораю в гордом одиночестве.

- И мой человек сгорает, - напомнил Невродов.

- Вы найдете способ спасти его.

Невродов долго смотрел на Пафнутьева, буравя его маленькими остренькими глазками. Потом отвернулся к окну, долго смотрел на пролетающие мимо окна громадные кленовые листья. Сквозь открытую форточку слышался даже легкий хруст, с которым листья отламывались от ветвей.

- Зачем тебе это надо, Павел Николаевич? - спросил, наконец, Невродов.

- Не знаю... Но чую - надо.

- Так, - медленно протянул Невродов, а помолчав, опять произнес. Так... Говоришь, нравилась девушка в белом?

- Да. Но теперь я люблю в голубом.

- Как ее зовут?

- Не скажу.

- Почему? - маленькие брови Невродова медленно поднялись надо лбом и лицо его приобрело обиженное выражение.

- Сглазить боюсь.