- Зачем, начальник! - Амон уже не мог остановиться. - Зачем фальшивые? Настоящие. Только фотографию дай, остальное - мои проблемы.
Ответить Пафнутьев не успел - зазвонил телефон.
Трубку поднял Дубовик. Послушал, склонив голову к плечу, выразительно посмотрел на Пафнутьева.
- Тебя. Он, - Дубовик показал пальцем в потолок.
- Слушаю, - настораживаясь, сказал Пафнутьев. Знал - не будет Анцыферов звонить по пустякам во время допроса, а о задержании Амона уже знала вся прокуратура.
- Зайди ко мне, - сказал Анцыферов холодновато и повесил трубку.
Пафнутьев повертел трубку перед глазами, бросил взгляд на Амона - тот улыбался. Анцыферов нервничает, - подумал Пафнутьев, - Амон улыбается, что-то затевается. Дубовик тоже почувствовал неладное, заерзал на стуле.
- Вы тут поторгуйтесь без меня, - сказал Пафнутьев, - а я скоро приду. Свидетели, наверно, подошли, - повернулся он к Дубовику. - Начинай опознание. И не тяни. Чем быстрее, тем лучше.
- А может, обойдемся без этих процедур, а, начальник? - приподнялся со стула Амон.
- Должны же мы подстраховаться, - усмехнулся Пафнутьев. - Не бойся, это не больно.
- Я боли не боюсь, - мрачно ответил Амон.
- А чего боишься?
- Ничего.
- Я тоже, - ответил Пафнутьев.
***
Анцыферов нервно ходил из угла в угол, изредка бросая придирчивые взгляды на самого себя в стеклах шкафов. Был он тщательно причесан, с четким пробором, из чего Пафнутьев заключил, что совсем недавно здесь была девочка из парикмахерской. Золотисто-вишневые томики Ленина из прокурорских шкафов были с позором изгнаны, снесены в сырые подвалы, а за стеклянными дверцами горками выросла брошюровочная шелуха нынешних вождей - как они шли по жизни, как презирали власть, которая поднимала их все выше и выше, как они тяготились ею, как стремились из роскошных поликлиник в районные медицинские забегаловки, описывали, насколько приятнее им было добираться на службу в потном месиве трамваев и троллейбусов, нежели в этих отвратительных правительственных "Чайках" с кондиционерами, барами, телевизорами и опять же ласковыми девочками на задних сидениях...
И надо же, находились люди, которые верили! Истеричные дамочки, потрясенные сексуальными прелестями новых вождей, готовы были бросаться на каждого, кто позволял себе усомниться, усмехнуться, вскинуть в недоумении бровь. И бросались. И царапались. И визжали, выплескивая на случайных, ни в чем невиновных попутчиков остатки нерастраченных в молодости чувств, неудовлетворенных срамных желаний и вожделений. Кстати, страсть к вождю это и есть вожделение.
- Леонард! - простовато произнес Пафнутьев, едва возникнув на пороге. - У тебя потрясающая способность появляться в самый интимный момент. Мы все готовы были уже кончить, а тут твой звонок. Что происходит?
- Происходит, - кивнул Анцыферов, услышав лишь последние слова Пафнутьева. - Кто там у Дубовика?
- Задержали одну гниду поганую... Некий Амон.
Думаю, что это тот самый...
- Это хорошо, - перебил его Анцыферов. - Это хорошо, Паша, что ты думаешь. Будем думать вместе.
- Тогда начинай думать ты, - Пафнутьев без приглашения сел, но не к приставному столику, нет, он позволил себе опуститься в кресло у книжного шкафа, сразу давая понять, что готов к разговору свободному, без жестких служебных ограничений. Пафнутьев сел в кресло в распахнутом пиджаке, верхняя пуговица рубашки у него всегда была расстегнута, а галстук всегда немного приспущен. Все это создавало впечатление легкости, непосредственности, а кроме того, Пафнутьев держался за такой вот стиль зная, что это очень не нравится Анцыферову, у которого узел галстука неизменно подпирал острый кадык.
- Паша, - Анцыферов подошел и сел в соседнее кресло. - Паша, скажи, мы с тобой соратники?
- Да! - твердо ответил Пафнутьев. - Соратники по совместной борьбе с организованной преступностью.
- Я не о том, - поморщился Анцыферов с досадой. - Я хотел спросить о другом... Мы с тобой единомышленники?
- По гроб жизни! - заверил Пафнутьев и кажется, даже выпучил от усердия глаза.
- Паша, - укоризненно протянул Анцыферов. - Остановись, прошу себя. Все серьезнее, чем ты думаешь.
- Этого не может быть!
- Почему?
- Потому что я обо всем думаю чрезвычайно серьезно, - ответил Пафнутьев. И сколько Анцыферов не всматривался в его глаза, он не заметил и тени улыбки.
- Ну хорошо... - прокурор встал, прошелся по кабинету, зачем-то выглянул в окно, снова подсел к Пафнутьеву. - Этого... Как его... Амона... Паша, его надо выпустить.
- Не понял? - Пафнутьев откинулся на спинку кресла.
- Да, Паша, да.
- Почему?
- Потому, - ответил Анцыферов.
- Звучит убедительно... Он? - Пафнутьев указал пальцем в потолок.
- Да.
- И тверд в своем скромном пожелании?
- Как никогда.
- Дал сроки?
- Никаких сроков.
- Немедленно?
- Чем скорее, тем лучше.
- Для кого?
- Для всех нас. В конце концов, что за ним? Драка в ресторане? Штрафани его, как следует, на полную катушку и пусть катится ко всем чертям! Из, города можно выпихнуть, карточку завести...
- Как на дворового хулигана?
- Вот именно. Как на невинного шалунишку.
- У этого шалунишки руки по локоть в крови.
- Есть доказательства?