Бамс!

Розыгрыш, игра, чудо были частью его дара. «Интересно только чудо, как нарушение физической структуры мира». Высказывание: «Меня интересует только „чушь“, только то, что не имеет никакого практического смысла», — визитная карточка Хармса. Его тоже можно истолковать по-разному. С одной стороны, эта фраза выражает суть целого направления в литературе: Хармс стал основоположником европейской литературы абсурда. С другой стороны, она многое говорит о характере этого уникального человека, который, по мнению одних биографов, был вечным ребенком по натуре, а с точки зрения других — напротив, человеком очень взрослым и прозорливым. Например, Евгений Евтушенко заметил: «Микропрививка абсурда являлась для Хармса иммунитетом от кремлевской паранойи». Чем же этот афоризм был для Хармса — творческим или жизненным кредо?

Мне кажется, загадка Хармса важнее разгадки, как иной вопрос интереснее ответа. Которого, кстати, не дает даже автобиография писателя, где есть, например, такие строки: «Все папины расчеты рухнули, потому что я оказался недоноском и родился на четыре месяца раньше срока. Папа так разбушевался, что акушерка, принявшая меня, растерялась и начала запихивать меня обратно, откуда я только что вылез… Запихать-то запихали, да второпях не туда».

Даже в автобиографии он ерничает и насмехается.

Хармс учился в привилегированной петербургской немецкой школе Петришуле. Среди друзей его юности были выпускники Санкт-Петербургского университета, отказавшиеся отречься от своего учителя — мыслителя И. О. Лосского, высланного Лениным на знаменитом «философском пароходе». Они развивали идеи самоценности личности и интуитивного знания. Для Хармса не прошло даром то, что он вращался в этой среде. Его влечение к странности и абсурду имело глубокие культурные корни. Составленный им список из шести наиболее повлиявших на него писателей начинается с Н. В. Гоголя и заканчивается Л. Кэрроллом. Хармс был новатором, экспериментатором в литературе. Членом «Ордена заумников» (поэтического объединения литераторов-авангардистов, созданного в 1925 году). Считался одним из основателей ОБЭРИУ — «Объединения реального искусства», творчество которого в 1930 году было объявлено «поэзией классового врага».

Тогда Хармс был арестован в первый раз и дал на допросе признание, что его сочинение «Иван Иваныч Самовар» (в конце прошлого и начале нынешнего века оно было, пожалуй, самым популярным из его детских произведений) «является антисоветским в силу своей абсолютной, сознательно проведенной… оторванности от конкретной советской действительности…»

Его арестовывали трижды. Отправляли в ссылку, где он голодал до обморока, в тюрьму, в лагерь… Он постоянно жил в атмосфере нужды и травли. Единственным убежищем оставалась детская литература, куда Хармса приютил необыкновенно высоко ценивший его Маршак. Все эти детские журнальчики, «Чижи» и «Ежи», были для Хармса буквально спасением. Ему не с кем было разговаривать во взрослой литературе (даже свои короткие, в полстраницы, дневниковые записи он никому не показывал). Ему вообще не с кем было говорить вслух— это, наверное, не укладывается в тщательно вырисовываемую мною закономерность рождения сказочника. Но может быть, устная речь преобразовывалась во внутреннюю? Он разговаривал, как с детьми, со своими странными, чудн ыми стихами и рассказами, о которых писал в дневнике: «Мои творения, сыновья и дочери мои, лучше родить трех сыновей сильных, чем сорок, да слабых…» В 1937 году детский журнал напечатал стихотворение Хармса о странно исчезнувшем человеке с такими словами:

И вот однажды поутру
Вошел он в темный лес
И с той поры, и с той поры,
И с той поры исчез…

В «Детгизе» наступило тяжелое, безысходное молчание… Хармса арестовали по доносу через несколько лет (с ним как будто играли в прятки). В 1942 году он умер в психиатрическом отделении больницы тюрьмы Кресты. Чемодан с его рукописями чудом удалось сохранить другу писателя Я. С. Друскину. Возможно, в биографии Даниила Ивановича Ювачева-Хармса не было того неожиданного, но очевидного «бамс!», в результате которого человек вдруг «впадает в детство». Но этот «бамс!» случился в нашей стране во время перестройки, когда спустя полвека после смерти писателя его книги вдруг стали печататься миллионными тиражами и жадно расхватываться читателями. Пришел «бум», «бом», «бамс» на Хармса…

Сказка шестая Большой королевский бал

— Принц, — говорит папа, — а может быть, мы навестим твоих маму с папой, а то ведь они давно тебя не видели, соскучились…

— Точно, пора бы посмотреть на твое болото королевское, — замечает Зеленая.

— А бал будет? — спрашивает Юля.

— А то! — пищит Принц. — Мама с папой будут так рады.

— Только в ступе все не поместятся, — предупреждает Зеленая. — Полетим я, Принц и Юля.

— А Маша? — спрашивает Юля. — А папа? А Леший? А Водяной?

— Нет, — говорит Зеленая, — Леший и Водяной — своим ходом.

— А Кхе-кхе?