– Всё верно,–кивнул старший начальник и представился, –Меня зовут Андрей Иванович, я старший во всей нашей флотилии, но, разумеется, подчиняться ты, Фроуд, будешь своему первому начальнику, капитану Михаэлю. Человек он достойный и моряк, что надо, таких ещё поискать нужно. Если кто-то обижать тебя, либо других людей с бывших кораблей датского флота будет, то обращайся напрямую ко мне. Разберёмся. Лишь бы вы все честно служили, моряк. Пройдёт время, и вольётесь в наш коллектив, станете своими, и даже не будете уже представлять, как без всего этого раньше жили. Вам у нас понравится, уверяю! –и он опять дружески улыбнулся рулевому. У меня же к тебе личная просьба, Фроуд, будет. Я хочу нанести визит в тот город, где ты проходил лечение после раны, полученной в бою под Рюгеном. В нём есть королевская тюрьма, где содержат много достойных людей, тех же капитанов с судов, ранее взятых на абордаж. Так вот, могу тебе дать своё слово воина, мы постараемся сделать так, чтобы не причинить вреда ни одному мирному жителю этого городка. Не будем жечь доки и склады, суда в гавани и дома горожан, не будем грабить, убивать и насиловать, как это зачастую бывает при захвате городов. Наша цель только тюрьма. Сухопутных воинов я бы тоже не стал трогать, но по зову своих командиров они возьмутся за оружие, и тут уже, как говорится, я бессилен, с ними нам придётся воевать. Про тюремщиков и защитников замка, сам понимаешь, я уже и не говорю. Если не сбегут, то попадут под меч все. Вот такое предстоит нам дело. С тобой ли или без, но мы его всё равно сделаем. Правда, с тобой это было бы сделать нам гораздо легче. Поэтому я и прошу тебя, как опытного рулевого, о помощи. И ещё, в качестве награды и в случае успеха ты самолично получишь три гривны серебра, огромные деньги, как ты, надеюсь, понимаешь. Если тебе будут помогать люди из бывшей команды, то они тоже будут вознаграждены. Что ты на это скажешь? –и Сотник пытливо вглядывался в глаза Трески.
Тот помолчал, подумал, видно, всё взвешивая, и спокойно ответил.
– Спасибо большому русскому командиру за то доверие, что он выразил простому рулевому. Да, ему бы очень не хотелось, чтобы пострадали простые мирные люди в том городе, где его приветили и вылечили. Насчёт сухопутных солдат, а тем более тюремщиков, он не испытывает никакого волнения. Если всё будет так, как сказал Андрей Иванович, а в его слове он ничуть не сомневается, то он с радостью послужит своим новым хозяевам. И да, он попробует договориться с теми людьми, кого он знает и кому доверяет по прошлой службе. Он думает, что они будут тоже рады быть полезными и хорошо себя показать, вступая в свою новую команду.
Андрей вздохнул с облегчением и протянул руку Фроуду, скрепляя, таким образом, то соглашение, которое они только что тут негласно с ним заключили. Как с души камень свалился, дело всё-таки весьма щекотливое, и помощь этого опытного датского моряка будет им весьма полезной.
Всё было определено и понятно. Нужно было готовиться к продолжению плаванья, проводить учения с воинами, приглядывать за тем, как проходит лечение раненых, и решать все те задачи, которые всегда стоят перед воинским командиром. И вот в этот понятный мужской мир войны, пота, крови и железа вдруг ворвался совершенно другой: цвета солнца, неба, цветочного аромата и весеннего ветра. У ворот русского подворья стояла она! Герцогиня Шведская Марта с сестрой Ингеборгой, как говорится, собственной персоной.
– Андрей! –с традиционной картавинкой укоризненно проворчала старшая сестра и сморщила носик, –Вы уже третьи сутки находитесь во владениях шведского короля и всё никак не соизволите нанести нам визит. Что это? Неуважение к Шведской короне, плохое воспитание, или это всё ваша чрезмерная скромность?
Два голубых бескрайних моря смотрели, пронизывая Андрея насквозь.
«О господи! Ну, за что мне это! Ведь всё было так мило, пока мы не натолкнулись в тумане на этих бедолаг датчан, так увлечённо дорезающих шведов,» –подумал Сотник и глубоко вздохнул. Вопрос был задан, нужно было что-то отвечать, и он выдал первое, что ему пришло в голову:
– Я очень рад Вас видеть, Ваши высочества. Занят был весьма, служба, знаете ли…–и он опять страдальчески вздохнул.