Баллады

Правителя порядком убеждали
Найти жену приличную себе —
Февронии пора в иные дали,
К иной, вполне приемлемой судьбе.

Неистово залаяли в элите
На чуждую смеявшимся хмельно.
Феврония: «Что просите – возьмите».
Покладисто пошло в ответ одно:

«Противятся возлюбленные наши
Правлению святому твоему.
Потребуй средств и самой полной чаши —
Курируй же не эту кутерьму».

«Не надо мне богатства никакого,
Оставьте мне супруга моего». —
«Когда Петру подобное медово,
То некому удерживать его».

Возжаждали теряющейся власти
Средь ястребов его почти что все.
Но он отверг её пустые сласти
При женщине в евангельской красе.
Влеклись они станицей корабельной
До вечера по зеркалу реки.
На пристани при лирике свирельной
Феврония сказала колдовски:

«Не ведай, князь, уныния и дрожи!
Рукой Творца рассеется беда!»
Наутро же знакомые вельможи
Приехали из Мурома туда.

«В отечество своё вернись обратно!
Заспорили там ястребы твои.
Правления ища безрезультатно,
С оружием устроили бои.

Опомнились оставшиеся души,
Тебя зовут и спутницу твою —
Ругательской не памятуйте чуши,
Господствуйте в честном ещё краю!»

Мещанка

Гостиные под резвые кадрили
Свихнувшихся ругали стороной:
В искательствах избранницу винили,
Избранника – в утехе подрывной.

Монаршее позволило б искусство
Порвать ему неважную струну —
Перечило действительное чувство:
Любовники покинули страну.

В черёмухе, на станции дубравной
Случилось им агентов обвести.
И вот они в церковке православной
Обвенчаны для грустного пути.

На родину вернуться невозможно.
Великий князь уволен из полка.
Но гневался владыка только ложно,
Вернула всё потом его рука.

А вскорости и титула графини
Сподобиться мещанке довелось.
Однако двор, исполненный гордыни,
Чернил её доселе вкривь и вкось.
Изящности имевшая немало
Должна страдать от счастья своего.
Всё общество одной пренебрегало,
Чем исподволь язвило одного.

Пришла война, за нею – смена власти.
Нельзя понять иного никому.
В Париже ей достанутся напасти,
Но ранее в Перми расстрел ему.

Княжна