Баллада об ушедших на задание. Дот

Это был все тот же выгон - огромный, местами вытоптанный, местами зеленевший спелой травой, уже пошедшей в метелку, Над плешинами дрожал прогретый воздух. Тела убитых были такие же выцветшие, как трава, и почти неприметные. По проселку, как и прежде, пылили редкие немецкие машины. В роще что-то чадно горело, но стрельба уже ушла далеко. Пожалуй, рощу ребята прошли, прикинул Тимофей; теперь бы догадались на виноградник свернуть, а там рукой подать до настоящего леса.

Как же так получилось, подумал Тимофей, что я вырубился и даже не заметил этого?

Попросил пить. Откуда-то сзади появился Ромка, присел на корточки, отвинтил колпачок с большущей, зашитой в серое сукно фляги, прислонил к губам Тимофея. Тот сделал четыре глотка - и вода кончилась.

- Через несколько минут будешь купаться в речке, - улыбнулся Страшных.

- А за своими никак не успеем?

- Никак, Тима. Поздно.

- А если под самое шоссе подвернуть?

- Я только что оттуда, Тима.

- Ладно. Крепко вы из-за меня вляпались.

- Ну уж из-за тебя? Не больно воображай, комод. Просто мне переднее колесо разворотили крупнокали-берным. Ставим запасное. Ну и тебя тащить - если без мотора - нужен на первый случай хотя бы слон.

- Он у вас прямо сатирик, товарищ командир, - отозвался Залогин. - Прямо сил нет, какой скорый на язык Прямо выкопанный Салтыков-Щедрин А бее через что?…

- Да, «через что»? - развеселился Страшных. - Мерси-пардон, тряхни извилиной.

- А все через гордость, дядя. Чтоб не показать, какого страху натерпелся, пока перед фашистами на этой керосинке катался.

- Это я натерпелся страху? Я?!.

- А кто ж еще? Губы во как развесил, Я уж думал - сейчас заревешь.

- А ну повтори про губы, змей…

- Зря ты на него, Гера. Он же видел нас с тобою, - вмешался Тимофей. - А пограничник пограничника в беде не бросит. Он это знал. Ты ведь знал это, Страшных?

- При чем здесь пограничники? А остальные что - не советские люди? Не красные бойцы? Я знал, что поднимутся все.

Они усадили Тимофея в коляску, втиснув рядом с убитым пулеметчиком, которого почему-то не сняли. А уж от рощи сюда бежали немцы, и давешние три мотоцикла неторопливо катили сюда же, расползаясь веером, чтобы не создавать удобную цель.

Страшных сидел на водительском месте.

- Кажется, придется пострелять, - с сожалением сказал он.

- Понял, - сказал Тимофей и стал выбираться из коляски. - Не бойся. Если недолго - я удержусь.

Громогласно кашляя - по немецкому обыкновению глушителя на нем не было, - мотоцикл даже не рванулся - прыгнул вперед и полетел наискосок через выгон. Пограничники сразу оказались на одной линии между мотоциклами и идущими по проселку машинами, и потому немецкие пулеметы молчали.

- А комбат какой мужик оказался колоссальный, а? - кричал, наклоняясь к Тимофею, Залогин. Видать, эта мысль в нем все время сидела, да только сейчас прорвалась. - Вот не ждал. Ну никак! Я-то думал - рохля он, слабак. А у него, выходит, думка была. Во как момент рассчитал - автоматчиков прихватили. Ты меня живьем зажарь, дядя, я такого не придумаю. Я бы совсем в другой бок попер… Во мужик оказался!…

6

Начало войны Ромка Страшных встретил на гауптвахте. На гауптвахте он сидел четвертые сутки, всего полагалось пять, и как ему это надоело - описать невозможно. Вырваться досрочно был только один путь - через лазарет, но фельдшер в последнее время стал бдителен. Правда, к этому у него были основании. Еще в прежние свои штрафные денечки Ромка уж чем только не «покупал» его, начиная от нарушения вестибулярного аппарата и кончая почти всамделишным желудочным кровотечением. Когда же не только для всей заставы, но и для самого фельдшера стала очевидным, что Ромкина изобретательность куда мощнее, чем его, фельдшеровы, медицинские познания, он озлобился, как это часто бывает с недалекими людьми, если случается поплатиться за простодушие. А тут ж Ромкин арсенал иссяк. И когда он, можно сказать, с отчаяния, но тем не менее не желая повторяться, наглотался слабительного, его непритворные муки вызвали только унизительные насмешки. И поделом: ну кто поверить, что гауптвахтным меню можно отравиться?

Когда начался бой, о Ромке просто забыли. Немцы наступали большими силами, хотели сразу сбить пограничников и вырваться на оперативный простор. Удар был нацелен прямо на заставу. Уже через пятнадцать минут броневики ворвались за ограду. К сожалению, им это сошло: спросонок гранаты и бутылки с горючей жидкостью стали швырять в них раньше срока, удалось поджечь только один броневик, да и тот укатил своим ходом. На опушке, в семистах метрах от заставь немцы остановились и потушили огонь. Тут как раз подоспела их пехота, и они пошли в атаку снова, теперь уже всерьез.