Баллада о трубе и облаке

Он оглянулся и окинул хозяина взглядом. В самом деле! В проеме окна, в сверкающем потоке ослепительного солнечного света, который падал во внутренний двор, вырисовывалась старая готическая статуя великомученика несколько увеличенных размеров. Крестьянин был необычайно худым и изможденным. Лицо продолговатое, лоб высокий, глаза большие, щеки впалые, нос острый, опущенные книзу серые усы напоминали струйки неведомой застывшей жидкости. Он был голый до пояса. Под загоревшей дубленой кожей отчетливо вырисовывались узкие ребра. Живот его, казалось, никогда не наполнить. Короткие грязные штаны из темно-коричневого плиса мешком свисали с бедер, словно вырезанных из одного куска дерева. Из широких штанин торчали две длинные тощие ноги, но колени были необычно толстыми и узловатыми, будто их вырезал некий плотник, не очень заботившийся о форме, но думавший прежде всего о том, чтоб его изделия служили вечность.

«Нет, ничего у него нет общего с Темникаром. Даже отдаленно он его не напоминает. Темникар был богатырь, а этот — сущая жердь, хотя и не очень-то хорошо так называть человека».

— Хм, такое дело… — сказал крестьянин, шаркнув ногою. — Не обессудьте, а стоит?..

«А голос какой! Пустой и хриплый! Словно по деревянному желобу сыплется галька. Темникар говорил так, что все кругом гудело. Когда он исповедовался, вся округа знала о его грехах. «Тише, тише, Ерней!» — утихомиривал его священник в исповедальне. А Темникар еще пуще: «Если богу надо знать, каков я, то почему бы не знать и людям! Или это бесчестно? Ведь я живу на земле, а не в небесах!

— Хм… — почесывался хозяин. — Вы же знаете…

— Конечно, знаю!

— Не обессудьте… я ведь так спросил.

— Что? Вы о чем-то спросили? — обернулся Петер Майцен. — Я не слыхал.

— Не обессудьте, я спросил: стоит ли?

— Что?

— Стоит ли писать?

— Нет! — хмуро ответил Петер Майцен, и темная тень вновь прошла по его лицу. «Этот дьявол мне в самом деле надоест. Он, конечно, думает только о деньгах, но попадает в самое больное мое место».

— Хм, такое дело… Люди нынче слишком мало читают… Ну, дети еще… Зимой… Или когда скотину пасут.

«Сейчас самое время выставить его из комнаты!»

— Слишком мало читают… О войне-то вовсе не желают читать… Войной все сыты.

— Разумеется…

— Хм, такое дело. Воспоминания горькие… И самые разные… И раны еще не затянулись, как говорится… Если вообще затянутся.

— Время все лечит! — решительно ответил Петер Майцен, кладя связку книг на стол. — Нельзя где-нибудь еще один стол раздобыть?

— Не верится, — покачал головой хозяин.

— Эх, если б нам все-таки где-нибудь раздобыть старый стол. Ведь у вас почти настоящий замок.

— A-а, стол? — переспросил хозяин. — Стол мы раздобудем. Такое дело. Только чтоб хуже не было!

— А что может быть хуже? — нервно спросил Петер Майцен, не сводя теперь глаз с лица крестьянина. «Я уже знаю, что может быть хуже, чего я боюсь и что меня гложет!.. Но погоди, погоди… похоже, тебя тоже что-то гложет?»

— Да ничего, ничего! — заторопился хозяин и даже попытался улыбнуться. — Это только так говорится. — Он все чесал свой подбородок. Пальцы у него были необыкновенно длинные, костлявые и коричневые, тоже словно выточенные из старого дерева.

«Не нравится он мне, ох не нравится! — покачал головой Петер Майцен. — Может, он в самом деле бедняга и мученик, а мне не нравится!..»

— Ну, пошли за столом?

— Сейчас? — Хозяин и не думал трогаться с места.

— Сейчас, сейчас!.. — «Ему некуда спешить! Вот придет к нему смерть и скажет: «Пошли, Чернилогар!», а он почешется только и переспросит: «Сейчас?»

Они вышли из комнаты и в конце темного коридора увидели старый стол. Петер Майцен вытер его лежавшей тут же перепрелой тряпкой.

— Так, теперь все будет в порядке! — произнес он с ударением.

— А будет? — спросил хозяин.

— Конечно, будет!..

— Ну, только чтоб было… а если не будет…

— Будет! Будет! — прервал его Петер Майцен и рывком поднял стол себе на голову.

— Ну, только чтоб было, — ответил хозяин и вошел следом за ним в комнату.

Петер Майцен поставил стол и в сердцах принялся двигать его по неровному полу так, что все загремело.

— Хм, такое дело, — сказал крестьянин, снова прислонясь к косяку. — Расшатанный, но сойдет.

— Разумеется, сойдет!.. — «Да не отвечай ты ему больше! — упрекнул себя Петер Майцен. — Не отвечай больше, скорее уберется!» Он высыпал сигареты из коробки, чтоб подложить ее под ножку стола.

— Хм… Если еще что понадобится, скажите.

— Скажу! Скажу! — согласился Петер Майцен. «Нет, больше не скажу ни слова! — Он согнул картонку и опустился на пол, чтоб сунуть ее под ножку. — Спокойней! Чего ты с ним болтаешь? Думай о Темникаре!»

И, собравшись с мыслями, он снова обрел способность видеть и слышать.

— Нет, больше не скажу ни слова! — решил Темникар, натягивая сапог.

— Ну и ладно, — огрызнулась Темникарица, сажая в печь горшок. — Дурень — он и есть дурень!.. Хоть до утра его тряси, ума не сыщешь!