Баллада о сломанном носе

Это любимые цитаты тренера. Наверняка что-то подобное он говорит своим боксерам перед матчем.

— Синяк сегодня получше…

— Да.

— Знаешь, я тут подумал, Барт… Ты совершенно уверен, что хочешь заниматься боксом?

— Я же не пропускаю тренировок.

— Правда. И ты выкладываешься по-честному, тут никаких претензий. Я просто подумал… может, какой другой спорт тебе больше подойдет?

— Например?

— Вариантов бесконечно много. Может, прыжки с трамплина?

— Прыжки с трамплина?

— Да. Ты же очень худой. Или что-нибудь другое — керлинг, например.

Мама не будет в восторге, если я начну заниматься прыжками с трамплина или керлингом. Как видно, придется обороняться диском для керлинга. Вероятно, тренер таким образом решил дать мне понять, что до настоящего боксера мне как до луны. Но бросать мне никак нельзя — мама этого не перенесет.

— Разве мама не оплатила занятий? — спрашиваю я.

— Оплатила. Полностью.

— Но разве не говорил Мохаммед Али, что если ничего в этой жизни не пытаться сделать, то ничего и не добьешься?

— Ну да. Наверное, ты прав, — отвечает тренер.

— Мне нельзя сейчас сдаваться.

— Отличная позиция. Но бокс — это спорт, в котором нужно драться.

— В смысле? — переспрашиваю я, делая вид, будто не понимаю, куда он клонит.

— А ты не дерешься.

— Но ведь у меня хорошая защита.

— Это прекрасно. Но время от времени нужно самому наносить удары.

— А что, если… я скоро начну?

— Это было бы, безусловно, кстати. Так ты не хочешь ничего другого попробовать? Гандбол, по-моему, прекрасный вид спорта.

— Мне нравится бокс.

— Великолепно! Это отличный спорт. Я очень рад, что тебе нравится бокс.

Тренеры должны помогать своим ученикам, а не уговаривать их заниматься другим видом спорта — я едва удерживаюсь, чтобы не сказать этого вслух.

— Замечательно. Хорошо, что мы договорились, — в результате произношу я.

— Значит, ты скоро начнешь драться?

— Да, вот-вот.

Из кабинета тренера я иду переодеться в гардероб. Разумеется, я знаю, что он прав. Бой получается неравным, если один из соперников даже не пытается бить. Но однажды тренер рассказывал о поединке между Мохаммедом Али и Джорджем Форманом, состоявшемся где-то в Африке. Али вымотал Формана, танцуя вокруг ринга и избегая его ударов. Когда Форман совсем изнемог, Али включил толчок и чуть не выбил своего соперника с ринга.

Я еще до таких высот не дошел, но я туда доберусь. Так мне кажется.

Мама осталась вечером дома, и мы смотрим по телевизору документальный фильм о самой высокой в мире женщине. Она живет в Китае и проводит в кровати большую часть дня. Такая информация как-то не очень поднимает настроение.

Укладываясь, я думаю, что не стоило давать Аде диск. Следовало хотя бы взять с нее слово, что она никому не поставит слушать мою запись. Я так злюсь на себя, что никак не могу уснуть, пока мама не отрубается под орущий телевизор. Выключив его, я лежу и слушаю лесопилку, гудящую у мамы во рту. Где-то в глубине моей души растет беспокойство — будто я сделал что-то такое, последствия чего непредсказуемы.

Не успев подумать о звездном дожде, самолете или НЛО, я засыпаю.

Моя четвертая глава

Мама встает одновременно со мной. На завтрак она готовит блины — давненько их не бывало. Ничего, что у нас нет ни сахара, ни сиропа, зато есть бекон. И он хрустит на зубах.

— Вот тебе двадцать крон на обед, — говорит мама и сует мне в руку монетку.

Я уже несколько раз ей объяснял, что в школе не продают обедов и что никому нельзя уходить со школьного двора. Но все равно приятно.

— Спасибо.

В школе еще до звонка Ада подходит ко мне.

— Это правда ты поешь?

Можно сказать, я получаю неожиданную возможность соврать и выпутаться изо всей этой истории, например сказав, что нашел эту запись в Сети и выдал ее за свою. Или замести следы и признаться, что я все выдумал, чтобы произвести на Аду впечатление. Или рассмеяться и спросить, неужели она и вправду решила, что я на такое способен…

Но искреннее восхищение Ады останавливает меня.

— Да, это… я.

— Тебе надо выступить на празднике!

Ну вот, так я и предполагал — поэтому заранее и придумал разные болезни и оправдания, чтобы меня больше не доставали никакими уговорами. Но теперь не могу заставить себя выдать что-нибудь в этом роде. Не знаю, является ли нежелание достаточным поводом для отказа, но это лучшая полуправда, до которой я могу додуматься.

— Мне не хочется…

— Да ты просто должен! Народ с ума сойдет от восторга!

— Было бы очень неплохо, чтобы ты никому об этом не рассказывала.

— Неужели мне не удастся уговорить тебя? — с улыбкой спрашивает Ада.

На мгновение меня так и подмывает сказать ей: «Вовсе нет! Уж коли ты так ласкова со мной и так ослепительно мне улыбаешься, может, я и соглашусь». Но так дело не пойдет. Может разразиться скандал, и Ада навсегда перестанет меня замечать. Я качаю головой.

— Извини, но верни мне, пожалуйста, диск.

— Я хотела бы послушать еще…

— Ты же его никому больше не поставишь?

— Хорошо, не поставлю… Хотя это было бы круто!