Баламут

Девки и бабы лежали в тени шалаша, прикрыв платками и косынками головы. Между голопятой школьницей и солидной теткой Полей, даже на время отдыха не снявшей с ног резиновых бот, устроилась Лариса.

«Спит или притворяется?» — подумал Олег, воровато скользнув по Лариске быстрым взглядом. Она, как и другие, прикрыла лицо и шею косынкой, но Олег узнал ее сразу, едва глянул в сторону шалаша. Лариску он узнал бы даже среди ярмарочного многолюдства.

Бодрствовали лишь Сонька да щуплая глазастая тихоня Верочка — десятиклассница, дочка колхозного агронома.

Они сидели под накренившейся ивой, но не близко, а порознь друг от друга. Большое, печальное это дерево с засохшим суком ничто уже не радовало: ни наступившее тепло, ни живительные дожди, перепадавшие чуть ли не каждый день — так оно было старо. А жесткую, тусклую листву его, бросающую на землю жидковатую тень, могли расшевелить лишь порывы сильного ветра.

Приблизившись к иве — все так же лениво, вразвалочку, Олег упал плашмя, точно подкошенный, на колкую траву, горячо освещенную солнцем, упал между Сонькой и Верочкой — на одинаковом от той и другой расстоянии.

Вытянувшись во все свои сто восемьдесят семь сантиметров, он раскинул руки, прикасаясь кончиками пальцев к босым ногам и молодой, но такой уж многоопытной женщины, и совсем не защищенной от житейских невзгод девчонки.

Верочка, конечно, сразу взорвалась: захлопнув пухлую, растрепанную книгу, она корешком огрела Олега по руке. И тотчас пересела на другое место.

Недели две назад, скажем, когда Олег впервые появился в этом «малиннике», Верочка ни в коем случае не решилась бы на такой дерзкий поступок. Но за это время она попривыкла к людям и знала, что прилипчивому Олегу и не так еще достается от девчонок.

Сонька же и не помышляла отводить свою крепкую, молочной белизны ступню с голубеющими жилками от Олеговых пальцев. Она вся-то — вся так и просияла от удовольствия.

— Мы, кажись, в святые постники собираемся записываться? — с ласковой насмешливостью спросила Сонька, глядя на мокрую Олегову голову, такую сейчас черную.

— Я! Да в святые? С какой это стати? — хмуро пробурчал Олег. И, помолчав, добавил с подковырочкой: — А ты что, в секретарши небесной канцелярии поступила?

Весело хихикнув, Сонька достала откуда-то из-за спины бутылку простокваши и какие-то кульки и кулечки.

— Лопай, на, не привередничай! Тетка Поля наказала: «Последи, Сонь, чтобы все умял! А то один петух на всю бригаду завелся, да и тот какой-то заморенный!»

И Сонька, вредная, опять хихикнула.

Олег покосился на Верочку. Но тихоня эта уже снова уткнулась в свою «библию». Тогда Олег принялся осторожненько шуршать бумагой, развертывая то один, то другой кулек. Сердобольные бабы и девки насовали сюда всего понемногу: вот пара матово-желтых яичек и ломоть розового сала, а вот творожные ватрушки, пахнущие кислинкой, и кусище пирога с зеленым луком.

«Ниче-эго, жить можно на белом свете!» — уминая за обе щеки сочный пирог, размышлял Олег, дивясь милостливой доброте к нему слабого пола.

Не странно ли? Какие только шуточки не вытворял порой этот верзилище над актушинскими девицами! А они посерчают, погневаются малость и все ему простят. И ни одна не откажется пойти с парнем в клуб на танцы, стоит ему лишь поманить пальцем. Ей-ей, отходчивы сердцем здешние девчонки!

— Ты ноне тоже куда-нибудь закатишься зоревать? Али пораньше вернешься на свою дачную верхотуру? — спросила Сонька вполголоса, чуть наклоняясь к Олегу, когда он, как бы играючи, расправившись безо всякого затруднения с даровым угощением, допивал из бутылки осекнувшуюся водой простоквашу, запрокинув назад голову. По жилистой короткой шее его ходил челноком острый кадык.

— А с чего ты взяла, будто я зоревал? — вопросом на вопрос ответил Олег, вытирая ребром руки мокрые, такие жадные до сладких поцелуев губы. Поглядел на пустую бутылку, вздохнул.

Как бы угадывая намерение Олега метнуть ненужную уже посудину в заросли кустарника, Сонька вовремя вырвала ее из рук парня.

— Я все-о доподлинно знаю! Меня не проведешь! — пропела журчащим шепотом Сонька.

Она собиралась сказать что-то еще, но тут в Светлужке хлобыстнулась здоровенная рыбина, поднимая столб радужных брызг, и Олег, словно ужаленный, вскочил, присел на корточки.

— Хо-хо, и штука! — весело охнул он. — Зараза щука, похоже, играет! — Послушал-послушал и, сокрушенно вздыхая, добавил, разводя руками: — С бредешком бы в полночь. Да гадюк боятся все. Никого подбить не могу. А рыбищи этой самой развелось в Светлужке!

Сонька точно в ознобе передернула плечами.

— Одни сплошные ужасти: с бредешком, да ночью!.. Никого не подобьешь, головой ручаюсь.