Они обнаруживают его смятение по прибытии в 1768 году в Порт-Луи, который так жестоко отличался от того Эльдорадо, которое юноша представлял себе из рассказов путешественников. Эта новая родина, ради которой он бросил Бретань, этот индийский Порт-Луи, о котором грезили все двадцатилетние парни, желающие сколотить там себе состояние, представлялся им в тысячу раз прекраснее, богаче и пленительней, чем Лорьен, — на самом деле он оказался зародышем города, маленьким вонючим бургом, раздавленным жарой, упрятанным в расщелину между облезлыми горами, с грязью и зловонными канавами. Маленькие, торопливо построенные деревянные домишки, они плохо сколочены и расставлены в беспорядке; это лишь временное прибежище, без стекол и занавесок на окнах, где кишат блохи, москиты, сороконожки, муравьи и другие летучие и нелетучие твари, не говоря о жирных крысах, которые устраивают шабаш среди отбросов и доводят маленькую Гильометту до грани обморока. И жара. Боже правый! Жара на едва обозначенных улочках без единого дерева, где ноги спотыкаются о землю, усеянную камнями, развороченную канавами, в которых скапливаются помои, гниющие под солнцем. Горькое разочарование Франсуа-Мари усугубляет его уныние.
Но со своей профессией Франсуа-Мари не остается в Порт-Луи без работы, здесь плотников, столяров и кузнецов рвут на части: необходимо чинить корабли, строить пакгаузы и жилье. Он построит хижину, где и будет жить с Гильометтой, на небольшой высоте, подальше от нечистот. Маленький домик, прислонившийся к горе. Он сам изготовит мебель и предметы первой необходимости: стол, стулья, кровать с матрасом из сухих листьев, и подвесит шкафчик для провизии в недоступном для крыс месте. Ему придется очень стараться: дерево, с которым ему приходится работать, тверже, чем европейские породы. Инструменты достать трудно, и они очень дороги.
В порту трудно причалить, фарватер забит тиной и остовами кораблей, потопленных циклонами; каждый день прибывают корабли, их имена передаются из уст в уста. Фрегаты, «флейты», корветы полными шлюпками перевозили на берег войска и сгружали товары. Смеются, плачут, кричат, свистят, оскорбляют друг друга или обнимаются. К выстрелам пушки, которая приветствует прибывших по высшему разряду, примешивается мычание коров, поросячий визг и кудахтанье кур, упакованных по корзинам. Гора отражает доносящееся от моря смешанное эхо дудок, флейт, барабанов и волынок. Бурная радость уцелевших, наконец ступивших на землю, перекрывает на границе суши и моря прощальное бормотание священников, которые соборуют умирающих, вынутых из шлюпок, и по ошибке благословляют умерших, а толпа осторожно отодвигается: чума? дизентерия? оспа?
Вновь прибывшие — растерянные, грязные и вонючие. Многие больны и еле тащатся. Все пошатываются, ноги неловкие и болят после долгих месяцев, проведенных в море. Пьяные солдаты хохочут и пристают к визжащим женщинам, а рядом липкие от пота рабы перекатывают бочки или несут грузы, превышающие собственный вес.
Гильометта никогда не ходит в порт, она боится давки. В ее округлившемся животе ребенок, который родится весной. Она дожидается Франсуа-Мари, сидя под варангом маленького дома, закутанная в большую индийскую шаль, и, несмотря на жару, мерзнет. Вечером, еще до того, как она увидит его, она слышит рев его мула, и от этого звука камешки скатываются с горы. Пора зажигать свечи и накрывать на стол поздний ужин, совсем как в Кимперле. Он рад ее видеть. Нежно обнимая ее, он доволен, что, несмотря на легкий кашель, который временами мучает ее, она порозовела и ее глаза обрели блеск. Она немного похудела, но это потому, что ребенок ест ее изнутри. Он рассказывает. Она слушает. Он говорит ей обо всем, что видел днем, о суете порта, о кораблях. При выходе из порта корабль «Час пастуха» увяз в тине. Мадам Пуавр только что родила. Губернатор нанес визит интенданту и поздравил его. Весь порт лихорадит из-за «Бродяги», на котором тайно привезли рабов из Мозамбика. Сегодня утром губернатор провел смотр национальной гвардии.