Бактриана

Я увидел лестницу, грандиозную по своему масштабу. Не менее трехсот ступеней из белого мрамора подымались ввысь от площадки, выложенной, как шахматная доска, белыми и черными квадратами. С обеих сторон перила черного мрамора, очень высокие для человека обыкновенного роста, имели выемки, в которых стояли светильники в виде чаши из разноцветного стекла на тонких, вьющихся бронзовых подставках. В них горело масло, распространяя приятный аромат и отбрасывая оранжевые, фиолетовые, розовые и голубые лучи на белый мрамор лестницы и на потолок.

Моя тень окрашивалась этими цветными лучами, делая обстановку еще более театральной, и я бы не удивился, услышав в этот момент шипение сценического прожектора.

Конец лестницы завершился площадкой, на которую выходили бронзовые, раскрытые настежь двери.

Я вошел в зал.

Стены его, выложенные нефритом, покрыты были прекрасной инкрустацией[70] из черного дерева и золотых пластинок. Весь нефрит был покрыт изображениями Александра Македонского в эпоху его пребывания в Азия. Вот он с Роксаной, предшествуемый трубачами, детьми, разбрасывающими цветы, и воинами, несущими знаки его достоинства, идет на свадебный пир. Вот Александр в Балхе осматривает великолепных бактрийских лошадей. Вот он на охоте… Занятый изучением этих фресок, я пришел к убеждению, что дворец относился к первому веку пребывания здесь греков, отступивших в Кафиристан из Бактрии и восстановивших на новой земле знаменитый балхский дворец.

Зала была очень велика, не имела никакой мебели и только в конце ее, на особом возвышении, стоял мраморный трон, поддерживаемый четырьмя мраморными тиграми. Это китайцы, считающие и до сих пор тигра царем зверей, сумели, несмотря на свою изолированность, распространить до пределов Индии почитание этого животного…

Освещение было устроено таким образом, что трон и окружающая его часть зала были залиты светом, отражавшимся на отполированной, как стекло, поверхности пола; но все остальное пространство было в полумраке.

Сбоку от трона, в стене, была небольшая дверца, а в противоположной ему стене еще несколько дверей. Зал начал наполняться офицерами, чиновниками и старейшинами племен. Они имели различного цвета одежды и стояли отдельными группами. Ближе к трону находились желтые, за ними красные, фиолетовые и почти у самого выхода — черные. Потом прибыл караул и выстроился перед троном и попарно у каждой двери. Около трона на особом возвышении стояли трубачи.

Когда зала наполнилась почти целиком, появился Джаст. Он подвел меня почти к самому трону и подал знак трубачам.

Члены совета старейшин стали за троном. Раздался снова трубный сигнал.

Маленькая дверь открылась, и появилась Бактриана. Она была в том же золотом шлеме с двумя рогами, в шафранной тунике, конец которой был перекинут через плечо, и в золотых сандалиях. Мне казалось, что, окидывая взглядом зал, она задержалась на мне несколько дольше, чем следовало. Но я не обольщался. Было ясно, что меня пригласили для участи я в какой-то официальной церемонии. Сам по себе я был не нужен Бактриане. Это сознание было настолько сильно, что я почувствовал желание тотчас же уехать. Надо было отыскать Джаста и, сославшись на какую- нибудь причину, постараться незаметно исчезнуть.

Звук трубы и движение в зале заставили меня обернуться к входным дверям.

Джаст, приблизившись к трону, громким голосом объявил:

— Энвер-паша, зять халифа[71] всех мусульман, высокий сердар[72] Афганистана, просит разрешения войти.

Бактриана сделала знак, и в зале показалась небольшая группа людей, впереди которой шел красивый брюнет среднего роста, в блестящей военной форме. Я вспомнил фотографии Энвера, печатавшиеся в период войны во всех журналах, восточные оперетты и романы, посвященные ему, и должен был сознаться, что он производил очень эффектное впечатление. Для женщины и для людей Востока достоинства человека измеряются внешностью.

Он шел прямыми, твердыми солдатскими шагами прямо к трону. В четырех шагах от него он вытянулся, щелкнул шпорами и приложил затянутую в белую лайковую перчатку руку к кружевной зеленой чалме.

Его черные глаза смотрели прямо на Бактриану, казалось, отражаясь в ее синих расширенных зрачках. Лицо Бактрианы, красивое в своей спокойной правильности, отражало некоторое волнение — она порозовела. Рядом с Энвером появился переводчик и, повторяя за ним уже заранее приготовленные фразы, старался подражать его отрывистому и повелительному тону.

— Я сделал то, чего не делал никто, — говорил Энвер. — Я сел в каюк в Аму-Дарье и по опасным и быстрым притокам спустился в реку Прессуй, чтобы попасть в Кафиристан. Я прибегаю к вашей помощи, чтобы освободить священную Бухару от власти большевиков. Балх и Бактрия передали великие традиции Александра Македонского Кафиристану. Ваше могучее и дисциплинированное племя может сыграть решающую роль в этой борьбе. Я создам из ваших воинов непобедимую армию, и имя вашей царицы будет вписано в историю. Кафиристан получит новые территории, вы разомкнете цепь сжимающих вас гор, захватив все подступы к ним в свои руки.