— Потому, — ответил Джаст, отмахиваясь от шара, который в него запустила какая-то кафирка среднего роста — футов в шесть, — что война для достойного человека такой же праздник, как для труса — мир.
Стадион был облеплен многотысячной толпой, но ее сдерживали по кругу воины в блестящих касках, с пиками в руках. Они же образовали, выстроившись друг против друга в две шеренги, узкий коридор для проезда к главной трибуне.
Середину трибуны занимал Совет Тринадцати.
Старички восседали несколько ниже кресла, окруженного стражей, которое, однако, было пусто.
Слева и справа от мест старейшин сидели представители различных племен и сановники, одетые в очень яркие тушки.
Джаст провел меня к изолированной ложе с каменным полукруглым сиденьем и таким же столом перед ним.
На столе лежали фрукты и стояли сосуды с вином. Вся трибуна была выстроена из камня, похожего на мрамор и покрытого каким-то блестящим составом, так что на его поверхности лица, краски и солнце отражались, как в зеркале.
На арене стадиона двигались отряды солдат. Это были люди не менее семи футов ростом, в блестящих шлемах и в очень коротких набедренных повязках. Они шли четырехугольниками, шеренга за шеренгой, держа в правой руке небольшие топорики. Мускулатура их была выражена так же рельефно, как на древних фресках с изображением похода римских гладиаторов.
О, Тимур Ленк[66], Юлий Цезарь[67], Ганнибал[68], Наполеон и даже вы, Гинденбург и Фош — если бы у вас были такие воины, вы бы завоевали весь мир.
Как победно звучал их шаг, как солнце играло на металле шлемов, как стройны были их ряды!
Я любовался этим единственным, может быть, последним, зрелищем для европейца, привыкшего видеть солдата, запрятанного в танк или в блиндированный окоп в качестве приложения к мотору или электрической пушке. Даже убивая друг друга, люди сделались лишь живой частью механически действующего аппарата.
И вдруг легионы великолепных воинов выстроились, застыли в неподвижности и… и начали танцевать. Как разъяснил Джаст, топорики, которые держали воины, были специально предназначены для танцев. Для этой же цели все они были одеты в специальные плясовые сапоги, довольно причудливые и оригинальные. Нижняя их часть была украшена красными и цвета соломы квадратиками и убрана красными шерстяными розетками. С верхнего конца длинного, мягкого песочного цвета голенища, доходившего почти до половины голени, свешивается длинная бахрома из белого козлиного волоса или волоса мархори, окрашенная на концах в красное. Бахрома ниспадает почти до земли и увеличивает собою причудливый вид сапог, прижатых вплотную к голени и щиколотке узкой тканой тесьмой. Сразу в разных местах раздался рокот барабанов, свист дудок, и несколько тысяч солдат, медленно раскачиваясь, как в старомодном вальсе, качали кружиться. Темп музыки все усиливался, и они кружились все быстрее, вращая вокруг головы топорики.
Джаст с увлечением, как и все окружающие, смотрел на это зрелище, по временам пронзительно выкрикивая: «Шамши» — «прекрасно».
Отдельные крики зрителей становились все громче, переходя в общий одобрительный гул, пока сразу не оборвался барабанный рокот и тысячи вращающихся человеческих волчков нс остановились одновременно. Туг они снова сомкнулись в ряды, прошли по внутреннему кругу стадиона и остановились в западной его части, построившись в квадрат.
Тогда, покрывая рев трубы буйным топотом копыт, на арену выбежали четыре жеребца золотистой масти, приподнимая с земли и подбрасывал коноводов, висевших на поводьях. Их выстроили в ряд. Несколько воинов-кафиров выдвинулись вперед, и они по очереди стали прыгать через лошадей, сомкнутых вместе.
Это был обычай, практиковавшийся когда-то у германских диких племен: готов, тевтонов, кимвров. Так они выбирали своих военачальников. Перепрыгнувший через наибольшее количество коней становился вождем.
Итак, в этой стране было два первоисточника человеческой культуры — санскрит — отец всех языков, и военный обычай, перешедший когда-то к самым разнообразным народам.
Но у германских племен самым великим оказался человек, перепрыгнувший через шесть лошадей, здесь же я увидел, как великан-кафир, по меньшей мере семи футов ростом, перескочил через восемь. На победителя возложили венок, и арена снова опустела.
На этот раз трубы зазвучали хором, загудели барабаны, запели флейты, и все зрители встали, приветствуя криками и жестами черные точки, появившиеся на горизонте. По- видимому, наступила самая интересная часть зрелища.
Показался мчащийся карьером отряд амазонок. Кроме сандалий с ремнями, бинтовавшими ногу до щиколотки, и короткой туники, на них были блестящие шлемы с рогами.
Итак, Александр Македонский, прозванный Двурогим, ты оставил по себе незабываемый двурогий след на главах женщин.
От Индийского океана до песков Средней Азии, от Персидского зализа до холмов Бухары, ты прозван Двурогим, и каждый, кто наденет на себя такой шлем, считается завоевавшим свое счастье.