Бактриана

Как видите, Энвер почти окружен и прижат к Аму-Дарье. Ему остается или сдаться, или перейти на афганскую территорию. При таких условиях вряд ли помощь, о которой вы у нас просите, может иметь какое-нибудь значение. Впрочем, мы на это смотрим, как на коммерческую сделку. Не скрою, что в последнее время нам все труднее и труднее становится добывать оружие, необходимое для перевооружения нашей армии, начатого в мое царствование. Закупать его на английской территории стало совершенно невозможным. Это лишнее доказательство того, что ваше правительство, подготавливая захват Кафиристана, крайне заинтересовано в том, чтобы наша армия оставалась в прежнем состоянии.

Итак, я буду краткой. Наши условия следующие:

Мы выставим пять тысяч бойцов из состава мусульманских племен после того, как нам будет передано: пять тысяч винчестеров, полмиллиона патронов к ним, двадцать пулеметов с набором лент, одна горная батарея и тысяча снарядов к ней.

Пока она расхаживала по комнате, разговаривая таким образом, я следил за ней и думал — какая законченность форм, какая сказочная человеческая порода. Энвер с его авантюрой, «Интеллидженс-Сервис» со своими комбинациями — все это было ничто в сравнении с той потерей, какую несла человеческая цивилизация и наука от неведения того, что на свете существует такое государство и такая порода людей. Колумб, открывший Америку, не сделал большого дела. Другие авантюристы все равно проникли бы в Новый Свет. Но здесь, здесь был ключ к чудесному прошлому человечества, а может быть, и к его будущему.

— Сударыня, — сказал я, когда она кончила и уселась, рассматривая меня со вниманием дельца, изучающего своего клиента, — все, что вы говорите, очень важно, но есть вопросы, интересующие меня гораздо больше. Например, откуда вы знаете английский язык, как вас зовут, почему Кафиристаном правит женщина, как вам стало известно мое имя, наконец…

— Погодите, — перебила она меня и, улыбаясь, отчего на щеках засияли ямочки и заблестел ряд ровных белых зубов, — не все сразу.

Она протянула руку к жестяной коробке с сигаретами — это были египетские папиросы «Масперо» — и закурила.

— Во-первых, где это видано, чтобы высочайшим особам на приемах задавали вопросы? Впрочем, — прибавила она, и в голосе ее зазвучали стальные нотки, — вы ведь не посол, а тайный агент, следовательно, лицо, стоящее вне закона, а я в данный момент не царица, а делец, договаривающийся с вами о сделке.

— Я должен вас перебить. Предупреждаю вас, что скрытые угрозы, — я взял сигарету и медленно стал ее закуривать, — не произведут на меня ни малейшего впечатления. Если я задаю вопросы, то тем самым выражаю готовность отвечать и на все ваши.

Только один момент брови ее нахмурились; потом лицо приняло прежнее улыбающееся выражение.

— Хорошо, я принимаю условия. Я провела детство в Индии и потом училась некоторое время в Европе. Меня зовут Бактриана. Вы знаете, что Александр Македонский женился на Роксане — дочери бактрийского царя. Когда она была убита Кассандром, дочь ее продолжала править Бактрией. Как известно, нашествие парфян заставило греков двигаться в разные стороны. Одна часть двинулась в Индию и основала новое царство на берегах Кабула и Инда — под руководством Менандра. Другая проникла в нынешний Кафиристан и смешалась с местными жителями. Поэтому на монетах того времени греческие надписи стоят рядом с санскритом.

С ними отступила и дочь Роксаны, передавшая по женской линии свои права на царство. Греки смешались с кафирами, впрочем, привив им свою культуру. Царица стала называться Бактрианой, по имени Бактрии — места своего происхождении. Религия ее обожествляла по мере того, как забывалась история. По преданию, Имра как-то сбивал масло в золотой козьей шкуре. Оттуда вышли три женщины, которые пошли и засели в разных странах. Имра затем прибавил воды и была создана четвертая женщина — «Бак- три-ана», которая стала править Кафиристаном.

Я вспомнил фреску, остановившую мое внимание на стене дома, где я жил. Так вот объяснение надписи — «Бактриана».

— Теперь мне остается отвечать на последний вопрос — откуда я знаю ваше имя.

Она встала, подошла к одной из полок с книгами и по корешкам отыскала две. Потом открыла ящик стола и вынула оттуда тетрадь. Усевшись на свое место, она открыла книгу и начала читать своим звонким голосом:

«…Если бы нам пришлось судить о поэтах хератсхого круга Хуссейна-Бейкары и визиря Мир-Али-Шира только по вышеназванным, далеко не первоклассным стихотворцам, то мы получили бы самое одностороннее и неверное представление о литературной высоте этого круга. Могло бы казаться, что лишь Джамий был здесь крупною величиною, а все остальные в сравнении с ним были пигмеи. Но это не так. Состояли в плеяде Джамия яркие и выразительные имена, также тесно связанные с Хератом. Это те стихотворцы, которые избрали своей специальностью эпос и меньше уделяли внимания лирическим формам, бесконечному перепеванию опошлевших хафизовских тем или дегенератским „фокусным касыдам“».