Читаем Бахтале-зурале! Цыгане, которых мы не знаем полностью

И до тех пор, пока Белоруссия находилась в оккупации, эта кумпания работала на немцев. Цыгане им делали походные кухни, котелки, посуду. Никто их не трогал. Все остались живы, но с того времени нация их стала называться немцони. Сейчас они стесняются этого прозвища и всем говорят, что они — бабачони (потому что их барона зовут Бабач, он сын того Гого), но в цыганском мире скажи «бабачони» — тебя не поймут, а немцони все знают. Пристало это к ним. Нескоро отойдет.

К правдивым историям об ужасах войны впоследствии добавились другие легенды — совсем нестрашные, хотя и героические:

«Случилось это в войну с моим дедом. А дед у меня был отчаянный, сильный. Раздобыл он однажды пистолет и пробрался к фашистам в лагерь. Зашел в шатер к генералу, наставил на того пистолет и приказал: “Раздевайся!” Генерал разделся догола, дед его к кровати привязал, рот ему тряпкой заткнул, а сам надел его форму и пошел гулять. По немецкому лагерю. Все фашисты ему честь отдают. Он пришел, где танки стоят, залез в танк, немцам говорит: “Поеду на разведку, посмотрю, как дела на фронте”. Едет он в танке туда, где русские, а танк-то немецкий! С крестами черными! “Как бы не расстреляли меня в нем по ошибке! — думает дед. — Что же мне делать?” Тут он вспомнил, что у того генерала красные трусы были. Дед их на палку привязал и из люка выставил, как советский флаг. Русские его подпустили, бомбить танк под красным “флагом” не стали, дед им этот танк продал и в табор вернулся с большой суммой денег».

Мустафони тоже побывали в оккупации — под Калининградом. Греко говорит, что русских людей фашисты «возили под ружьем и брали в плен», а цыган не убивали — видимо, за то, что они ремонтировали немецкие машины.

— Немцы много ругались, что-то кричали, — рассказывает Греко. — Мы жили рядом, потом сбежали в Советский Союз, через Литву. Мы были беженцы, переселенцы: в Красноярск, Новосибирск… Работали на военных, для столовых, при госпиталях. Плохо нам было. Пешком по лесам ходили голодные. Кушали траву — называется колба[28]. Из картофельных очисток делали лепешки, если хоть немного доставалось муки! Тифом болели, много наших умерло.

— Чтобы больше это не повторялось! — говорит Женико с поднятым стаканом. Он бывший кузнец. Из-за травмы ноги слегка прихрамывает, но держится гоголем. И другим советует:

— Не будь нищим! Денег нет — а ты себя ставь, как король!

Это очень цыганский принцип. Женико Грекович его воплощает на сто процентов. Фантазер и шалопай, несмотря на возраст — пятьдесят где-то лет. Он каждого приветит и хотя ничего в общем-то не сделает, у каждого оставит о себе впечатление самое хорошее. Есть в нем черты, которые подкупают, — может, непосредственность, хотя он горячий, не без гордой шкодливости — начудит, накуролесит без зазрения совести, как будто так и надо, разрешает себе — тоже ведь «фантазия» в известном смысле.

Греко между тем продолжает рассказ про военное время:

— Мы катались на эшелонах. Солдаты дитям нашим отдавали из своих пайков! Был такой поезд «Пятьсот Веселый» — в пятьдесят вагонов! На нем можно было ездить бесплатно по всему Союзу! Кто там ехал, все делились, чем можно. В одиночку бы сгинули. А потом война прошла — все наладилось. Мы уже качавали по Сибири. Лошадей не было. На вагонах ездили — семей по пятьдесят-шестьдесят; в грузовых машинах. Русские цыганей уважали, любили. Наши женщины раньше ходили гадать по деревням — всегда приносили сало, курицу, картошку, хлеба. Жили хорошо. Как Пушкин писал:

Цыганы шумною толпойПо Бессарабии кочуют!

Работы было много — на рыбзаводах, молокозаводах, еще пекарни, хладокомбинаты, консервзаводы, леспромхозы — все ремонт по луженью: бидоны, фляги. Изготавливали баки, кипятильники, кормушки, а по вечерам делали огонь, чай из самоваров, концерты цыганские, все собирались — старики, молодые; песни, пляски. У нас был главный — Тима Виноградов, а еще в звании — Тома ле Банчоко и Гого ле Милошако[29]. Это, как говорится, центральные бароны — на весь Советский Союз!

Я спросил у Греко, как они пережили пресловутый Указ 56-го года.

— Исполком дал участки — спасибо ему! Это было в Иванове. Мы палатки бросили. Дома стали строить. Везде обращались — на кирпичный завод, мебельный комбинат. На торговой базе шифер был бракованный — они его нам дали за низкую цену. Быстро построились. Русские плотники нам помогали. Мы им платили, не обижали.

Но ветер странствий спустя пару лет перенес мустафони в родное Закарпатье (город Ужгород), но там они тоже задержались недолго — из Ужгорода в Харьков, из Харькова в Брянск, Курск, Орел…

Хрущевская оттепель подарила мустафони возможность подняться в финансовом плане, а брежневский застой только укрепил их материальное благополучие. В 1971 году в кумпании появился первый автомобиль! Марки «жигули».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология