Байки из роддома

Но как говорится, умный человек всегда и везде отыщет возможность, а дурак попросту полезет напролом. Сахаров выбрал второй путь. Заступая на дежурство, он начинал громко возмущаться тем лечением, которое проводилось пациентам в предыдущие сутки, и вносил свои изменения, очень важные и нужные. Иначе говоря, давал понять пациентам, что он о них заботится и готов принять благодарность. Разумеется, изменения, вносимые доктором Сахаровым, были не особенно важными. У Ростислава Юрьевича, так звучно звали Сахарова, хватало ума не отменять жизненно важных препаратов и не экспериментировать с их дозировками. Изощрялся он только со второстепенными препаратами.

Многие пациенты ему верили. Сахаров выглядел представительно – лысина, очки, животик, говорил медленно, веско, пересыпая свою речь медицинскими терминами.

Однако на коллег и администрацию весь этот цирк не подействовал. Ростислава Юрьевича несколько раз предупредили о недопустимости подобного поведения, а когда убедились, что предупреждений он не понимает, предложили тихо и мирно убираться на все четыре стороны. По собственному желанию.

Сахаров отказался и продолжал гнуть свою линию. Тогда коллеги при полном одобрении администрации устроили ему парочку неприятностей, на которые главный врач реагировал объявлением строгого выговора с занесением в личное дело. Лишь грядущая угроза позорного увольнения по статье вынудила Сахарова подыскать другую работу. Сменив около десятка мест, Сахаров в итоге осел под крылом у Вознесенского, с которым когда-то вместе учился. Факт совместной учебы с шефом давал Ростиславу Юрьевичу возможность чувствовать себя немного выше остальных врачей отделения анестезиологии и реанимации. Коллеги не возражали – они откровенно потешались над Сахаровым. Без шута в коллективе скучно.

Вот и сейчас Ахметгалиева оторвалась от писанины, украдкой подмигнула Данилову и попросила:

– Славик, почитай нам что-нибудь из своего наследия.

– Почему бы и нет? – надулся Сахаров.

Он вышел из-за стола, подошел к окну, снял колпак, пригладил остатки волос (в юности, по уверениям самого Сахарова, на его голове были «заросли кудрей роскошных») и начал:

– Мой океан шумит, гонимый ветром времени.
Он что-то шепчет мне, лукавый друг и враг.
Изнемогаю я от жизненного бремени,
Но знаю я одно – со мной мой океан…

При этом он потешно размахивал колпаком, зажатым в правой руке.

Данилов был вынужден закусить губу, чтобы не рассмеяться. Декламации Сахарова он еще не слышал. Ахметгалиева, то ли уже привыкшая, то ли обладавшая большей выдержкой, слушала Сахарова с серьезным, даже, можно сказать, вдумчивым видом.

– Пусть спряталась луна, Мне до нее нет дела.
Пусть рукоплещет мне лишь плеск морской волны,
Со мной мой океан, и сказано все этим.
Со мной моя судьба – неразделимы мы.

– Браво! – изобразила восторг Ахметгалиева, негромко аплодируя. – Это же песня, а не стихи!

– Это стихи, Фаина, – скромно поправил ее Сахаров.

Надев колпак, он вернулся на свое место и выжидающе посмотрел на Данилова, явно ожидая похвалы.

– Я одного не понял, – сдерживая улыбку, сказал Данилов. – Если стихотворение про океан, то почему волна морская?

– Занудство несовместимо с творчеством, – обиженно фыркнул Сахаров.

Несколько минут тишина в ординаторской нарушалась лишь стуком пальцев по клавишам и скрипом ручки о бумагу.

– Не так уж и много осталось до Нового года, – вздохнула Ахметгалиева, взглянув в окно, – ненавижу Новый год!

– Почему? – Сам Данилов любил этот праздник больше всех прочих.

– Праздник разочарования. Всякий раз надеешься, что жизнь изменится к лучшему, а вместо этого… Эх, что говорить!

– Сидите? – Вознесенский, вернувшийся с совещания у главного врача, открыл дверь так энергично, что она ударилась о стену. – И ничего не знаете?!

– Куда уж нам, убогим, – отозвалась Ахметгалиева. – Знать положено начальству.

– Новому начальству, – со значением сказал Вознесенский, плюхаясь на диван и закидывая ногу на ногу.

Данилов сразу догадался, о чем идет речь.

– Кто? – спросил он.

– Так неинтересно, – покачал головой Вознесенский. – Давайте делать ставки.

– На что? – Сахаров обожал азартные игры и всевозможные пари.

– На то, кто с понедельника будет у нас главным врачом!

– Что – «хозяйку» уже?.. – ахнула Ахметгалиева.

– Совсем, – кивнул Вознесенский. – В пятницу проводы.

– Ну дела! – Ахметгалиева подняла глаза к потолку, подвигала бровями-ниточками и предположила: – Нижегородова?

– Нет! – улыбнулся Вознесенский. – Не хотите ставок, так хотя бы поугадывайте. Уважьте старика, я так спешил к вам с этой новостью.

– Кто-то пришлый?

– Нет, Славик.

– Сапожков? – снова высказалась Ахметгалиева.

– Нет, а ты, Владимир свет Александрович, чего молчишь?