Байки деда Фомича

– Алёшенька, значить? А я твой сосед. Вон там живу, с Матрёшкой своей! – дед показал на соседний дом.

– С кем? – почему-то перед глазами появился образ деревянной, расписной матрёшки. Каюсь, сначала я подумал, что дед из ума выжил, потом представилось, что дед собирает этих самых, матрёшек, и перед глазами появились, почему-то не расписные русские красавицы, а какие-то скалящиеся монстры в платочках, водящие хороводы вокруг деда. Одним словом, мое воображение разыгралось не на шутку.

–С Матрёной, бабку так зовут мою! – дед пожал плечами, – Ведьма старая!

– А, – промычал я, – Поругались что ли?

– Чавой-та? – дед вскинул рыжие брови.

–Ну, вы ее сейчас ведьмой назвали, – я рассматривал деда, маленький, щупленький старичок, с рыжей куцей бородой, такую в народе называют – козлиной бородкой, не тронутые сединой рыжие брови, пушистые, как у майского жука усики, и лохматая рыжая голова, которую слегка разбавляли седые волосинки. Хитрый прищур, темных глаз и нос картошкой. Дед был одет совсем легко в простую белую майку и в спортивные штаны. Образ деда завершал толи костыль, толи палка, в полумраке я не рассмотрел. Как потом я понял, это была трость с замысловатой рукоятью, в виде черепка, эту трость подарил ему правнук, увлекающийся неформальной культурой.

–Дык, это я ее любя так зову! – хмыкнул дед, – Так шо ты там тюкал?

И слово, по слову мы с дедом разговорились. Я рассказал ему о попытках написать книгу, после чего дед только и плевался, называя это не мужским делом. Рассказывал, как он в мои годы и на стройке работал, и в колхозе, и даже водителем был. И чуть ли не в каждом предложении вставлял «Ох, Алёшенька, хилая вы молодежь». Но потом как-то свыкся, начал рассказывать о себе и не только. Так потихоньку и завязалось наше знакомство, дед каждый вечер приходил в гости, ко мне, иногда с бутылем в гости к ноутбуку фильм интересный посмотреть. И рассказывал попутно разные байки, которые я с удовольствием запоминал, а позже ночью записывал. И собралось у меня этих баек столько, что я решил, разделить их на: вечерние заупокойные, праздничные, армейские, пьяные и бытовые байки Фомича. Чем и спешу поделиться с вами.

1. Вечерние заупокойные байки Фомича.

Искусный рассказчик Фомич, поведал мне много чего интересного. Обычно дед начинал свои рассказы «За здравие», а заканчивал «За упокой», редко наоборот. Причем, эту тему он любил поднимать, поздно вечером. После чего сон отбивало, было и жутко, и смешно, но всегда хотелось как можно быстрее, записать его историю, чтобы не забыть на утро. Фомич, за свою жизнь, где только не побывал, и чего только не видел. Что он мне и поведал. Дабы не быть Фомичем, номер два, я решил начать с «Вечерних заупокойных». Так я их назвал, потому что все они были, так или иначе связаны с кладбищами и покойниками, или вращались вокруг этой темы.

«Наливка»

– Слушай, Алёшенька! Вспомнил я, как Фёдора из соседней деревни поминали! Ох, прости, Господи, умора! – Фомич, хохотнул, перекрестился и начал рассказ.

Случилась эта история, не когда-нибудь, а на праздник «Радуница», день поминовения усопших. В деревне, как не возмущались батюшки, было принято на кладбище ходить в Пасху или на Красную горку. Но мужики, ходили и на Пасху, и на Красную горку, и на Радуницу. Вот и в этом году, они собрались на кладбище, поминать своего почившего, еще зимой, товарища. Жара стояла, совсем не весенняя, а скорее летняя, июльская. Градусов под тридцать, не меньше. Собрав с собой провизию: крашеные яйца, оставшиеся еще с Пасхи, соленых огурчиков, колбаски копченой, которую их товарищ при жизни любил. Черного ржаного хлебца и сала, выбрав самую большую бутыль наливки, из личных запасов, мужики, под недобрые взгляды своих жен, ушли.

Повздыхав над могилой товарища, они разложили провизию, на соседнем столике, у могилки, и рюмка за рюмкой начали поминать. Вспоминали истории из жизни, не гнушались и крепким словцом. Но не знали, что за ними следят хитрые и злые глаза из-под венков, которые еще остались на могилке.

– А помнишь, Иван, как вы Фёдором козу гоняли? – сказал один из мужиков, полноватый, с блестящей на солнце лысиной.

– А то! Такое не забудешь, вот до сих пор шрам от ее рогов! – второй мужичок задрал штанину, показывая шрам.

И так за разговорами они опустошили добрую часть бутылки. На солнце их развезло, они уже уселись на траву, так как ноги совсем не держали. Солнце припекало так, что хотелось спать прямо здесь. Но нервный по своей натуре Семёныч, лопатками ощущал на себе чей-то взгляд. То и дело, оглядываясь на могилку Фёдора.

– Мужики, не поймите неправильно! – вдруг тихо сказал один из них, – Мне кажется, Фёдор а нас смотрит!

– Конечно! Ик… и пьет он вместе с нами! – философски изрек мужчина, с красной лысиной, которая уже успела сгореть, под палящим солнцем, – Моя, вон ик… говорит, что все, что мы едим, туда передается!

Он показал пальцем в небо, от чего все его сотоварищи синхронно повернули головы.