Байки бывалого хирурга

А Дима прождал всю ночь мать, глядя в замерзшее окно, проковыривая грязным пальцем дырочку для обзора. И нашел уже ее утром, когда отправился искать загулявшую мамку, потеряв всякую надежду на ее возвращение. Так и лежала она скрюченная, припорошенная снегом, похожая на большую холодную куклу в трех метрах от ожидавшего ее в тепле сына.

– Я даже вначале не понял, что лежит на пороге, – со слезами в уголках глаз рассказывал парень, – еще не совсем тогда рассвело. Март месяц был, но еще темно по утрам. И мороз вроде небольшой – градусов пятнадцать. Пригляделся, а это мама вся в снегу. Ночью снег шел. Лежит на левом боку, согнулась. Ноги к груди прижаты, а глаза открыты, и на ресницах снежинки прилипли и не тают. Я к ней, а она твердая вся и не дышит. Мне пришлось ее ломом отдалбливать: обмочилась мама, когда помирала, а после к доскам на пороге намертво примерзла.

– Не продолжай. – Мещерякова погладила плачущего Диму по руке и взяла у него пустую тарелку.

Многие сотрудники на отделении недоумевали с той метаморфозой, что приключилась с Раисой Ивановной. Она не просто выхаживала Огородникова, а буквально кормила его с ложечки домашней едой, приготовленной своими руками. Для этого пришлось припомнить подзабытые кулинарные навыки.

– Рая, ты чего с этим Огородниковым так возишься? – как-то задала ей мучивший ее вопрос старинная подруга Мещеряковой врач-лаборант Зинаида Григорьевна Пахомова, ее ровесница, с которой они вместе когда-то пришли работать в эту больницу. Одна из тех немногих подруг, что у нее осталась.

– А почему ты спрашиваешь?

– Да все только и говорят о тебе и этом Огородникове. Он что тебе, родственник какой?

– Нет, не родственник, – вздыхала Раиса Ивановна. – Я, Зина, и сама толком не пойму, чего я с ним так вожусь? Вот сколько через мои руки таких вот Димок прошло и ничего, а этот вот чем-то зацепил.

– Да он нытик, твой Димка. Чуть что, сразу в слезы. Ну что за мужик?

– Знаешь, Зина, жизнь у него была тяжелая, родители умерли.

– Рая, у нас после войны тоже, вспомни, жизнь была далеко не сахар, и ничего, не ныли. Ты вон приехала, когда после окончания института, у тебя даже шубы не было, одно пальто на рыбьем меху. И жили вы со своим Александром в бараке с троеборьем: дрова, вода, помои. Еще и на работу умудрялись ходить, и оперировала, и дежурила, и не ныли. Аль запамятовала?

– Да помню я все хорошо, Зина, помню. Ведь мы с тобой из другого теста сделаны. Да, Дима этот редкостный слюнтяй и плакса, но вот знаешь, жалко мне его, жалко. Сама не пойму, почему, прикипела к нему душой, понимаешь?

– Не понимаю, хоть убей, не понимаю, – качала головой старая подруга, – ты такая волевая, решительная и вдруг валандаешься с каким-то хлюпиком.

– А, может, вот как раз поэтому и валандаюсь, что я такая волевая и решительная. Он слабый, а я сильная. А сильные должны помогать слабым.

– Может, ты его тогда усыновишь? – морщится Зинаида Григорьевна, и квартиру на него свою перепишешь.

– Я бы рада усыновить, да он уже совершеннолетний. А квартиру не могу, у меня родная дочка имеется, да и я пока на тот свет не тороплюсь.

– Да-а-а, – протянула Зинаида Григорьевна, – видела бы тебя сейчас твоя Оля. Интересно, а что бы она сказала, узнав, что ее мать на старости лет решила усыновить бедного и несчастного паренька. Обрадовалась бы она вновь появившемуся «братцу».

– Ох, и язва же ты, Зина.

– Я не язва, я о тебе думаю. Ты совсем с ним свихнулась. У тебя даже кот стал на тебя косо смотреть.

– А причем здесь Барсик?

– Да притом, что животные всегда лучше людей чувствуют, когда о них начинают забывают. Я, когда у тебя вчера в гостях была, так обратила внимание, что ты бедного Барсика почти забросила. Своему Димочке вот рыбу жарила, пюре толкла, а бедный котик сидел как в воду опущенный и еле дождался, когда ты ему соизволишь кусочек рыбки бросить.

– Не сгущай краски, – сердито одернула подругу Раиса Ивановна, а сама подумала что та не так уж далека от истины: Барсик как-то в ее жизни незаметно отошел на второй план.

– Не сгущаю я ничего, просто мне со стороны видней. Ты, кажется, даже похудела за то время, что Димочку своего на ноги поднимаешь. Кстати, а что дальше-то с ним будет, когда он полностью поправится?

– Пока не думала, – пожала плечами Раиса Ивановна. – Там видно будет.

– Не вздумай его к себе домой привести!

– А с чего такая уверенность, что я его к себе домой обязательно приглашу?

– С того что я тебя слишком хорошо знаю: ты всегда добренькой была.

– Не самое плохое человеческое качество, – улыбнулась Раиса Ивановна, – быть добренькой. И ты, Зина, мне подсказала хорошую мысль.

– Я? Подсказала? – насторожилась Зинаида Григорьевна. – И что же, интересно, я тебе такого подсказала, если не секрет?

– Не секрет, я сдам ему одну комнату в своей квартире. У меня же, как ты знаешь, четырехкомнатная квартира, а живу я одна.

– Рая, не сходи с ума, – неожиданно побледнела Зинаида Григорьевна, – тебе что, денег не хватает?