Байки бывалого хирурга

– А я, между прочим, сюда хирургом устроился, чтоб операции людям делать, а не улицы метлой мести. Я восемь лет не для того учился, чтоб руки свои драгоценные вот так вот, за здорово живешь, гробить. Мне, как оперирующему хирургу, их беречь надо, холить и лелеять, а не грязь на улице собирать. И вообще, почему мы должны этим заниматься, да еще и бесплатно? Есть дворники, они за это зарплату получают, пускай и гребут мусор. Каждый должен заниматься своим делом.

– А вот Игнат Ильич в свое время не только во всех субботниках и демонстрациях участвовал, – заметив вошедшего заведующего, произнесла Ирина Петровна, – но и на покосе работал наравне с остальными и не думал о своих руках.

– Это его личное дело, – хмыкнул сидящий спиной к Ильичу «высококлассный специалист», – если ему нравится руки гробить.

– А я в верхонках работал, – улыбнулся Ильич, присаживаясь рядом с Орловым на свободный стул. – Чтоб руки не повредить.

– Ой, извините, Игнат Ильич, не знал, что вы тут, – густо покраснел борец за справедливость.

– Ничего, ничего, продолжай. У нас сейчас демократия – можно болтать, что душе угодно, не привлекут.

– А что такое «верхонки»? – неожиданно дрогнувшим голосом поинтересовался Орлов.

– Верхонки, Петя, это такие рукавицы специальные, сшитые из грубой ткани, для работы на улице. Сейчас повсеместно вытесняются перчатками китайского производства. Такие, знаешь, с пупырышками по ладонной поверхности. А эти верхонки могли надевать и зимой сверху на обычные меховые рукавицы, чтоб не испачкались. Поэтому так и назвали – верхонки. Усек?

– Угу, – кивнул толком еще непришедший в себя от появления заведующего молодой врач.

– Продолжай, что ты там говорил на счет субботников?

– Да, я… я…

– Не менжуйся, расслабься, у нас же демократия.

– Да я, Игнат Ильич, не понимаю, почему мы должны работу дворников выполнять. Ведь им за уборку деньги платят, а мы даром должны ишачить. Я же хирург, а не дворник.

– Я слышал: что ты хирург. За два года ординатуры аж два аппендицита прооперировал, и у нас за три месяца одну пупочную грыжу вымучил. Да и та нагноилась. Хирург, оперирующий.

– Так у меня опыта маловато. Где ж его набрать, если вы ничего не даете толком делать.

– Петя, ты узлы-то толком вязать не можешь, все время распускаются. Как тебе серьезную операцию доверить. Закончи с узлами вначале и валяй. Я препятствовать не стану. Непонятно только, чем ты там два года в своей ординатуре занимался?

– Чем, чем, крючки держал. Думал, что хоть здесь чему-то научусь, а на деле – то же самое.

– Узлы дома нужно учиться вязать, а не в операционной. Возьми катушку ниток и тренируйся, развивай навыки.

– Да сколько я уже этих ниток перевязал, – зло сквозь зубы процедил Орлов.

– А сколько? – хитро прищурился заведующий.

– Много.

– Лени в тебе много, лени и спеси. Вот не ленился бы да гонор свой уменьшил, тогда дело и пошло, и стало бы у тебя все выходить. Возможно, где-то ты и прав, на счет субботников: есть профессиональные дворники и это их прерогатива убирать территорию. Однако, и в субботнике есть свой плюс.

– Какой там плюс? – поморщился доктор Петя. – Одна морока.

– Субботники сближают людей, делают их сплоченней. Мы же в коллективе живем. У нас хирургия, как одна семья, а больница – наш дом. И негоже, когда в нем непорядок.

– Семья, дом… Ладно, с этими может и соглашусь. А как же с демонстрациями. Чего вы себя так рвали, когда на них ходили?

– А ты что, помнишь демонстрации? – улыбнулся Ильич.

– Нет, я, слава богу, их не застал. Я родился в 1987 году, маленьким был, когда их упразднили. Но мне родители рассказывали, знакомые.

– Не знаю, что и кто тебе рассказывал, но для нас это был действительно Праздник. Мы искренне радовались и Седьмому ноября, и Первому мая и, разумеется, Дню победы. Сейчас как праздники празднуют: напились, подрались, попали к нам или в полицию. Никакой духовной подоплеки. Лишь бы повод был усугубить.

– А тогда, что, хотите сказать, не пили?

– Почему не пили, пили. И хорошо пили. Только пили-то в основном по праздникам, а сейчас пьют так, без всякого повода: лишь бы было что.

– Вы поощряете пьянство? – криво ухмыльнулся доктор Петя.

– Игнат Ильич сроду никогда спиртного не пил. Я столько лет с ним поработала, даже не помню, чтоб он хоть глоток алкоголя сделал, – с возмущением произнесла молчавшая до этого Ирина Петровна. – Как у вас язык-то поворачивается такое говорить?

– Вы что совсем совсем не пьете? – опешил Орлов.

– Почему же, – улыбнулся Ильич, – пью: чай, квас, лимонад. Раньше любил кофе. Сейчас врачи запрещают – давление. А спиртное действительно не употребляю. Как-то с юности не пристрастился. А после, когда начал хирургом работать, насмотрелся, что водка вытворяет с людьми, так и вовсе отвращение появилось. Я понимаю, что виновата не водка, а глотка. Но у нашего человека нет культуры пития. Демонстрации хоть как-то сдерживали пагубную привычку: не дай бог пьяным прийти или выпившим.

– Все равно же дубасили, – не сдавался оппонент Илыча, – сами же говорите: нет у нас культуры пития. После демонстрации и отрывались по полной.