Байки бывалого хирурга

– Да ну, Пал Палыч, – начал отнекиваться Ильич от предложения занять место Ивана Мефодьевича, – какой из меня заведующий? У нас больше половины сестер мне в матери годятся. Пятеро Отечественную войну прошли. Нет, не могу.

– Ты думаешь, мне сколько лет было, когда я свой первый эшелон принял? – нахмурился Братухин, гипнотизируя взглядом несговорчивого хирурга. – Двадцать семь! А тебе тридцать один! У меня знаешь, кто и сколько людей в подчинении было?!

– Пал Палыч, тогда время было другое.

– Да, время тогда было другое, шла война. Многому приходилось учиться буквально на ходу. Но люди, люди-то все те же: наши, советские. У меня в эшелоне тоже, знаешь, персонал не подарок оказался: два профессора, три доцента, многие сестры еще империалистическую войну помнили. Или как ее называют теперь – Первая мировая.

– Да не нужно, Пал Палыч, меня за советскую власть агитировать, я все понимаю.

– Так чего тогда смущает?

– А вдруг не справлюсь?

– Не справишься – снимем. За тебя сам Иван Мефодьевич просил. Понимать должен, что не просто так я тебя выдвигаю.

Упоминание Любомирова, перевесило чашу весов, и Ильич согласился возглавить хирургическое отделение. Так в июле 1977 года он стал заведующим хирургического отделения на 65 коек. Дело это непростое, мало того что ответственное, так еще и хлопотное больно. Когда он работал в качестве ординатора отделения, то отвечал только за своих больных и за те палаты, что они занимали. Теперь он в ответе за все отделение в целом и за все то, что в нем происходит.

Ильич до мелочей запомнил свой первый рабочий день в качестве заведующего. Как у него предательски от волнения дрожал голос, как потели ладони, как не знал, куда и на кого смотреть, когда он принимал утреннюю конференцию. Нет, он и раньше замещал Любомирова, когда тот иногда отсутствовал по тем или иным причинам. Но тогда выполнял его обязанности формально, зная, что настоящий заведующий всегда где-то рядом.

А сегодня смотрят на тебя и врачи, и медсестры, и санитарки, теперь не как на формального человека, выслушивающего дежурившую смену, а именно на хозяина отделения, человека, который здесь за все отвечает.

Он помнил, как пытался напустить на себя строгий вид, и как постучал карандашом по столу, когда какая-то молоденькая санитарочка чего-то там хихикнула, прячась за спины подружек. Как покраснел при этом, чувствуя на себе десятки пар озорных, внимательно изучающих его глаз.

– Игнатий Ильич, да расслабьтесь вы уже, – услыхал он вкрадчивый и мягкий голос старшей медсестры Любови Павловны Елагиной, когда конференция закончилась, и все сотрудники вышли из теперь его кабинета, где она традиционно проходила.

– Да я в принципе расслаблен, – вяло улыбнулся Ильич, утирая свежим носовым платком, струившийся по лицу пот.

– А то я не вижу, – хитро подмигнула Любовь Павловна. Ее, прошедшую почти всю Отечественную войну в качестве операционной медсестры медсанбата и повидавшей многих людей на своем пути, трудно провести.

Когда Багров пришел на отделение, Елагина еще оставалась операционной медсестрой. Она прекрасно знала, какой он хирург, чего стоил. Ведь старшей сестрой она стала лет пять назад, когда ушла на пенсию Инна Карповна Доронина, отработавшая в отделении почти полвека. Та начинала трудиться еще до войны, когда только организовали ЦРБ. Стояла у самых ее истоков.

– Ничего от вас не утаишь, – кивнул новый заведующий хирургическим отделением.

– Игнат Ильич, не нужно так напрягаться. Вы весь какой-то зажатый. Оставайтесь самим собой и всего делов. Мы же вас прекрасно знаем: вы отличный хирург и хороший человек. К чему эта напускная строгость. Тем более Майя, что хихикнула на конференции, еще молодая и глупая. И кстати, не над вами хихикала. Вам не идет быть грозным.

– Да, но мне показалось, – замялся Ильич, – что заведующий должен быть строгим.

– Да, распускать народ не стоит. Им только дай послабление, они тебе тут же мигом на шею сядут.

– Но вы слышали, чтоб Любомиров, царствие ему небесное, хоть раз на кого-то голос повысил. Хоть раз наорал на кого?

– Нет, не слыхал. Он, если чего набедокуришь, позовет к себе в кабинет и там выскажет все, что о тебе думает.

– Вот, – многозначительно подняла вверх указательный палец старшая сестра, – поговорит. Причем поговорит так, что иногда кажется – лучше бы наорал. Вот такой он был человек – строгий, но справедливый. И все его уважали. Чего я вам рассказываю, вы и без меня отлично все знаете.

– Знать-то, знаю, но ведь первый раз в новом качестве выступаю.

– Не нужно переживать, Игнат Ильич, народ вас ценит, а главное, любит. Поэтому ненужно из себя изображать свирепого монстра. Будьте самим собой, а я и остальные девочки вам помогут.

– Да, девочкам почти всем за пятьдесят, – хмыкнул Багров, понимая, что снова начал краснеть.

– Ну, кто скажет, что они мальчики? – улыбнулась Любовь Павловна. – Конечно, для вас уже тетеньки, но таких медсестер больше нигде не найдете. Все за вас горой стоят.

– Спасибо, Любовь Павловна, – едва выдавил из себя вконец смутившийся Багров.

– Ничего, Ильич, прорвемся!