Багровый прилив

— Я могу прямо сейчас поквитаться с тобой за это. Признаюсь, руки чешутся взяться за кинжал и проткнуть тебя.

— Знаю, ты сумеешь это сделать прежде, чем я схвачусь за свой. Вот только если я не выйду из трюма, это будет весьма прискорбно для меня, как и для тебя. Вас просто разнесут в щепу.

— Ты сам напомнил о нашем знакомстве, Квайр, говори, что тебе нужно?

— Валендия испортила тебя, Маро, — рассмеялся Квайр, не забывая за разговором осматривать печати и стучать по бочонкам, — ты стал говорить с несвойственной салентинцу прямотой.

— А твоя речь, как прежде, витиевата. Ты можешь дать фору любому салентинскому клирику.

— Ну, тут ты мне льстишь, Маро, до клириков Святого Престола мне далеко. А пришёл я к тебе, чтобы сказать — дело твоё гиблое, как и то, с покушением на короля.

— Считаешь, я не могу противопоставить тебе ничего? Хочешь, чтобы я подобру-поздорову убрался, раз на сей раз ты с другой стороны линии фронта? Не к тому человеку пришёл с угрозами, Квайр, я слишком хорошо помню твоё бегство.

— Дело вовсе не во мне, Маро, а в его почти покойном величестве Жуане Втором, который лишился памяти и не может объявить наследника. Что стоит Водачче, куда ты направляешься, против целой страны? Коибра такой приз, ради которого ваше валендийское величество, Карлос Четвёртый, позабудет о городе по ту сторону Ниинских гор. Да и мороки у него станет побольше, так что о походе на Виисту, о котором он сейчас так страстно мечтает, можно позабыть надолго.

— Значит, мы возьмём Водачче прежде, чем коибрийский король отправится в Долину мук. И я не советую тебе стоять у меня на пути — наша следующая встреча станет последней, Квайр. Даже если пушки трёх галеонов будут смотреть мне в спину, я прикончу тебя.

— Praemonituspraemunitus.[12]

Энеанский Квайра был столь же хорош, как и капитана каравеллы.

Иеремия Берек негодовал. Он провожал взглядом уходящую каравеллу, за которой все три галеона охотились несколько дней после выхода из Аземейнша.

— И это всё, Квайр?! — напустился он на полностью довольного собой фальшивого капитана. — Ради чего ты затеял весь этот цирк?! Мне за него придётся держать ответ перед Баквитом и Рейсом!

— Для начала я пытался спровоцировать их, чтобы они выдали себя бегством или попыткой отбиться от нас. Ведь и то, и другое было заранее обречено на провал. Однако то ли капитан каравеллы оказался умнее, нежели я думал, то ли мой старый друг Галиаццо Маро, присутствующий на борту, убедил его отказаться от этой глупой затеи. Тогда я посеял среди наших врагов семя сомнения, и то, что Маро отправился со мной в трюм, только сыграло мне на руку. Ну, и проверил кое-что.

— Что именно?

— Стоит ли доверять тем людям, кто сообщил мне о других кораблях, везущих валендийских солдат в Водачче. Все эти осведомители, так или иначе, связаны с наушником, с которым я встретился в Аземейнше. Он сказал мне чистую правду за чистое серебро, выходит, остальным тоже стоит доверять.

— И сколько человек отправилось в Водачче из Валендии?

— Три торговых корабля, по полторы дюжины бойцов на каждом.

— Этого слишком мало, чтобы захватить и удержать город.

Квайр думал так же, но ему оставалось только гадать, как и откуда валендийцы нагрянут ещё. А в том, что рыцари мира, затеявшие всю эту эскападу, отправят в Водачче намного больше народу, он был уверен.

Глава пятая Узкими тропами

Многие в Святых землях, да и в самой Валендии — чего уж греха таить — представляют себе сарков этакими дикарями, застрявшими во временах Войны Огня и Праха. Теми самыми, кто сразил в Ронсевальском ущелье неистового маркграфа Хруодланда — первого по мощи и Вере паладина Каролуса Магнуса, последнего властителя Энеанской империи. Их представляют себе одетыми в звериные шкуры поверх груботканых туник, грязных и нечёсаных, и обязательно с тяжёлыми мечами на бедре или секирами за плечами. Ни шпаг, ни тем более мушкетов с аркебузами у сарков быть не должно, по мнению обывателей Святых земель.

Эшли лучше знал быт саркских деревень и городов горной провинции Эускади, где преимущественно проживал этот гордый народ. В чём-то обыватели были правы, ибо мылись сарки не чаще других деревенских, и потому от них несло тем же сеном, навозом и животных духом. Одевались они бедно, да только сейчас в Валендии днём с огнём не найти не то что богатого, а хотя бы не полунищего крестьянина. Ибо государство, разорённое гражданской войной, выжимало из них все соки, позволяя скорее выживать, нежели жить. Попытки бунтовать душили в зародыше, потому что Церковь давно объявила их ересью, и в те комарки,[13] где появлялись первые признаки крестьянских волнений, отправлялись рыцари Веры, не оставляющие после себя ничего живого.