Багровое откровение. Исповедь алого генерала

Усердие и отсутствия сомнений при выполнении приказов слишком симпатизировали Генриху Мюллеру – шефу Гестапо. Используя связи, тот добиться снисхождения, и дело замяли. Цорн был оправдан, но лишен всех наград и ощутимо понижен в должности.

Мой высокомерный тон и форма генерала раздражали, выводили из себя. Продолжая злиться за прошлое, он, недовольно оскалился. Не сомневаюсь, в тот момент в его голове мелькала масса нелицеприятных слов, что с удовольствием бы высказал, но он прекрасно помнил, чем закончилась наша «дружба».

– Прошу меня простить, генерал, – он поспешил взять себя в руки. – Зачем вы здесь?

– Так-то лучше, – я злорадно усмехнулась. – С этого момента дело, в котором замешан этот человек, – указала на мужчину, – переходит под юрисдикцию имперского департамента. Я сама займусь его допросом. Вы свободны.

В одночасье лишившись громкого дела, Цорн буквально побагровел от злости.

– Да будь ты…

Осекшись, импульсивно вскинул руки. Резко повернувшись, направился к двери. Демонстративно хлопнув, вышел из допросной. Поступок не вызвал удивления, чтобы не надумал, я никогда не воспринимала его как угрозу, в отличие от Вальтера…

Став свидетелем ранее произошедшего инцидента, он несказанно разозлился. Не выказывая и тени страха, незнакомец хозяйничал в отделе, как у себя дома. Такую вопиющую наглость он прощать не собирался. Воспользовавшись моментом, пока я была отвлечена, быстро подошёл ближе.

– Ах, ты.… – схватив за ворот кителя обеими руками, приподнял и уволок мужчину в сторону стены. – Да я тебя…

– Отставить Вальтер! Отпусти его!

Приказ показался неуместным. Повернув голову, он со злостью воскликнул, что не позволит такому ничтожеству позорить свой департамент.

– Я не буду повторять дважды, – я демонстративно положила руку на пистолет. – Отойди!

Сотрудники департамента юстиции, несомненно, были профессионалами своего дела. Объединяясь с городской полицией, следователи и детективы раскрывали самые запутанные и громкие преступления. Однако отсутствие контроля перечеркивало все.

Это было единственное подразделение, где остро стоящей проблемой являлось частое нарушение субординации и склонность к непринятию авторитета. Они были слишком своенравны, часто давали волю эмоциям в присутствии старших чинов.

Не понаслышке зная о вспыльчивом нраве и понимая, что не постесняюсь применить оружие, Вальтер с большим трудом подчинился. Отпустив мужчину, закрыл глаза. Сделав глубокий вдох и медленно выдохнув, взял себя в руки. Повернувшись, подошел и встал за моей спиной.

Невозмутимо поправив одежду, мужчина вернулся к столу. Медленно подняв, сел на стул.

– Вашим людям, – окинул меня недовольным взглядом, – стоит вести себя повежливее…

– Вы не в том положении, чтобы ставить условия, – сев напротив, я демонстративно закинула ногу на ногу. – Выкинете еще что-то в подобном роде, и отправитесь на скоротечное свидание с расстрельной командой.

Услышав угрозу, он усмехнулся.

– Это мы ещё посмотрим…

– Позвольте представиться, – я проигнорировала выпад. – Генерал имперского департамента внутренних дел Берлина, Ерсель Розенкрофт. Позади меня, – указала на Вальтера, – младший следователь шестого специального отдела департамента юстиции, капитан полиции Вальтер Шульц. А вы?

– Карл Кравец, – холодно представился он.

– Хорошо, герр Карл. Ответьте, почему вы здесь?

– Не имею ни малейшего понятия, – он иронично развел руки, и посмотрел на Вальтера. – Спросите у подчинённых. Уверен, они знают причину лучше.

– Вот как? – я перевела взгляд на светло-коричневую папку, лежавшую в раскрытом виде на столе. – Может, расскажите, откуда у вас эти документы?

На первый взгляд она ничем не отличалась от других. Подобные папки можно было встретить в любом кабинете и отделе. В них хранили официальные бумаги, отчеты, письма, доклады. Однако стоило лучше присмотреться, внутри с новой силой нарастало беспокойство.

***

Аненербе.… Со окончание великой войны прошло немало лет, но слава этой таинственной организации до сих пор будоражит умы ученых и исследователей.

Позиционируя себя как исследовательский институт, он был создан ради изучения: «теории наследия предков», которую правящая элита считала ключом к неограниченной власти над миром. Однако история была не единственной, что заботила их умы.

Одним из главных направлений научных изысканий, что привело к созданию концентрационных лагерей, были исследования человеческого потенциала. Проводя эксперименты над заключенными, ученые заражали подопытных смертельными болезнями, помещали в самые жестокие условия, и все, чтобы определить грань человеческого организма.

Даже дети не были исключением. Для этих нужд было построено несколько детских лагерей, вроде печально прославившегося Саласпилса, на оккупированной территории Латвии. Там, они служили, своего рода «живым» материалом не только для раненых и больных солдат, которым требовалась кровь для переливания, но и бесчеловечных экспериментов.

Что до остальных немцев, не входящих в число «избранной» элиты, спросите Вы?