Багратион. Бог рати он

Полковничий чин, как и положение, которое он должен был занять в армии — волонтер, были для Него наскоро придуманы в Санкт-Петербурге. Дело, собственно говоря, было в том, что великий князь Константин Павлович уже несколько лет находился на генеральских Должностях. Сначала, по вступлении на трон его отца, Павла Первого, он был назначен шефом лейб-гвардии Измайловского полка, затем инспектором всей кавалерии.

Великий князь с детских лет мечтал о военном поприще. Занятия за книгою он презирал. Потому на уроках или засыпал, или под тем или иным предлогом норовил их пропустить. Зато уже на плацу он преображался — овладение ружейными приемами, построениями, парадным шагом поглощало его целиком и полностью.

Старший брат Александр тоже с детства был привержен военной науке. Но разница сказывалась в том, что наследником престола более занималась бабушка, императрица Екатерина Великая, желавшая видеть в своем любимце в первую очередь утонченную натуру.

Предметом для подражания Константин выбрал отца, более всего на свете любившего вахтпарады и маневры. Потом в распоряжение отрока Константина отец отдал полтора десятка настоящих, живых гренадеров, как иным мальчикам в том возрасте дарят, положим, оловянных солдатиков. И как те, иные, строят где-нибудь в своей комнате игрушечное воинство и отдают им, бесчувственным, приказания, иногда за непослушание подвергая их наказанию, — так отрок Константин поступал с солдатами одухотворенными, гоняя их без устали и сострадания с утра до ночи по плацу, ставя в караулы у собственных покоев и на всех тропинках Царского Села.

Великий князь проявил себя крайне усердным служакою. К своим подчиненным он был требовательным в каждой мелочи. Как и его отец, он мог впасть в немилосердный гнев, обнаружив у солдата или офицера неверно прилаженную буклю или косу. Тогда, в ярости, он мог вырвать у фельдфебеля усы, что называется, с мясом, велеть прогнать солдата сквозь строй, а поручика посадить на гауптвахту.

От него не раз во время учений можно было услышать:

— Офицер и унтер-офицер есть не что иное, как машины. Все, что высший командир приказывает своему подчиненному, должно быть в точности исполнено, хотя бы сие была жестокость.

В ту пору, когда по приказу Павла русский экспедиционный корпус Розенберга отправлялся в заграничный поход, великий князь высказал горячее желание принять участие в сем предприятии.

— Мне очень приятно иметь сына с такими чувствами, как ваши, — не скрыл своей радости император.

Однако он заявил, что корпус Розенберга состоит на жалованье у Австрии и он, император России, не хочет, чтобы русский великий князь отправлялся в поход на чужой счет. Когда же во главе всех войск в Италии стал Суворов, положение изменилось: деньги деньгами, но хозяйкою положения, так сказать первою Скрипкою, отныне становилась Россия. Приглашая Суворова в качестве защитника своего собственного трона, Австрия отныне сама оказывалась в зависимости от русской армии и русского военного гения. И подчеркнуть эту изменявшуюся роль державы, послав к Суворову своего сына, Павел теперь нашел не только возможным, но даже в определенном смысле необходимым.

Двигало Павлом Петровичем и другое чувство — хотя и запоздалая, но все же отместка его родной матери. Когда-то, еще во время турецкой войны, он просил у нее позволения отправиться в армию Потемкина в скромном звании волонтера. Но Екатерина не дозволила ему этого под предлогом скорого разрешения от бремени его супруги и выразила к тому же опасение, что Южный климат может повредить его здоровью. То же повторилось и во время шведской войны.

— Что скажет Европа, видя бездействие наследника престола в военное время? — вскипел Павел.

— Она скажет, что ты послушный сын, — спокойно и холодно возразила ему императрица.

Но какое же горькое чувство обиды пережил он, когда вслед за этим она, его мать, сочинила комедию под названием «Горе-Богатырь» и приказала ее разыграть в Эрмитаже. В пьесе был выставлен неразумный сын-царевич, просившийся у матери-царицы на войну. Мать отпустила его неохотно. Он же, вместо того, чтобы проявить в бою образцы мужества и отваги, только смешил всех своими чудачествами и неумными забавами.

Говорили, что своим насмешливым произведением Екатерина хотела высмеять шведского короля Густава Третьего, затеявшего неудачную войну с русской державой. Но более прозорливые тут же без труда догадались, что мишенью, в которую императрица направляла свои стрелы, был ее собственный сын. «Горе-Богатырь» был как бы еще одним подтверждением того решения, что она давно уже вынашивала: не сыну Павлу, который суть слабоумное существо, а ее внуку Александру следовало передать трон.

Теперь Павел мог доказать всем, как чудовищно жестока была к сыну почившая в Бозе императрица и как справедлив к сыну собственному и по-государственному дальновиден он.