Бабы строем не воюют

В том, что Дарена обязательно сорвется, Анна нисколько не сомневалась: знала, как угнетает такая неопределенность и вынужденная покорность, особенно при несмиренной гордыне; представляла себе, каково большухе, привыкшей к беспрекословному подчинению всех женщин в немалом роду, сравняться в положении с ними – особенно с ними! – не имея ни силы, ни возможности их окоротить, ничего, кроме привычки своей – приказывать и их – подчиняться. Потому Дарена и цеплялась мертвой хваткой за старые, от предков завещанные обычаи, не понимая, что в Ратном многое из языческого наследия уже отринуто.

«А я ей в этом еще немного помогла. Свои-то бабы не осмеливались так явственно указать, что не большуха она более, а она сама себя пустыми надеждами не могла не тешить, особенно когда я в крепость переселилась. Татьяну-то она под себя мигом подмяла. Вот и получила урок, да какой! Ее топтание у меня под дверью все видели. А я сейчас еще добавлю».

Как было задумано, так и вышло – Дарена, заорав что-то уж и вовсе непотребное, обогнула дородными телесами угол стола и рванулась к обидчице. Драки Анна не боялась: силой скандалистке не уступала, а гибкостью и ловкостью превосходила, да еще и Лешка кой-чему обучил. С шутками-прибаутками, с хватанием за «тайные места», а все-таки вдолбил в нее нужные умения. Сейчас Анна совершенно точно знала, что будет делать: плеснуть вином в глаза (обязательно в глаза, Лешка это все время повторял), а потом донышком той же чарки – в лоб! Анна во время Лешкиных уроков убедилась, насколько даже малый предмет, зажатый в руке, увеличивает силу удара, а чарка была увесистой и твердой.

Только зря готовилась, ничего не вышло. Первым ударом, еще больше распаляя себя, Дарена смахнула со стола блюдо с заедками, а потом… Провожая глазами отлетевший в сторону Даренин повой, Анна и не заметила, как Листя оказалась у той за спиной. А когда боярыня опять подняла взгляд, то обнаружила, что Дарена – немалых размеров бабища – стоит на коленях, а Листвяна, упершись ей коленом в спину и ухватив за волосы, заламывает ее голову назад. Умело, явно не впервые в жизни! Анна ничего подобного никогда не видала и даже не слыхала о таком – руки у Дарены оставались свободны, а сделать она ничего не могла, только не то кряхтела, не то хрипела придушенно. А слова-то какие при этом ключница говорила! Даже Корней… ну, не то чтобы сильно удивился бы и, конечно, не засмущался, но кхекнул бы обязательно!

– …! … …! На боярыню умыслила!!! Сука драная!!!

Анна встретилась с Листвяной глазами, обе женщины лишь слегка шевельнули веками и поняли друг друга без слов: не холопка подняла руку на вольную женщину, а ключница защитила боярыню от взбесившейся бабищи! Теперь Листвяна подтвердит Корнею все, чего бы Анна ни сказала, а Дарене не то что веры не будет, вообще слова сказать не дадут – Корней есть Корней.

– Она меня слышит? – поинтересовалась Анна.

– Должна, – коротко ответила Листвяна, чуть ослабляя хватку, загибающую голову Дарены назад.

– Слышишь меня, дура старая?

– …тебя, лахудра… – не сказала – выхаркнула Дарена.

– Не хочет слушать, – сожалеющим тоном оповестила ключницу Анна.

– Ничего, сейчас… захочет.

Листвяна, продолжая левой рукой удерживать свою жертву за косы, коротко размахнулась правой и ударила. Анну покоробило – удар был донельзя подлым и болезненным: не по голове, не в спину, а раскрытой ладонью по груди. Дарена взвизгнула и задергалась, Листвяна снова придавила ее, не давая шевелиться.

– Боярыня говорить с тобой желает, дерьма лепеха! – новый удар и вскрик. – Слушай или насмерть забью!

«И ведь не врет – забьет и не поморщится! Умеет пленника удержать и знает, как баб бить… Господи, не злобы ради, не из корысти, но родную кровь оберегая… Самой тошно, но пса… псицу на злодейку натравить не грех – необходимость!»

– Так слушаешь или нет? Еще поддать?

– Д-да… слушшш…

Листвяна убрала упиравшееся в спину Дарены колено, та сразу же ссутулилась и обхватила руками грудь, но опустить голову ключница ей не позволила – держала за волосы.