Бабы строем не воюют

«Эх, мальчишки-мальчишки, вечно бы вам с железками играться… Ну да ладно, все равно их не переделаешь. Да и не надо оно мне – пусть со своими придумками возятся… рядом с Кузькой. Заодно и присмотрят за ним, сами того не подозревая».

– Только вы? Или и другие тоже? – озаботилась Анна.

– Ну-у, про всех мы не скажем, но с кем говорили – ни один не жалеет, верно тебе говорю. – Илья, разгорячась, даже кулаком по столу пристукнул, но тут же спохватился, спрятал руку под стол и слегка сгорбился.

– Порадовал ты меня, Илюша, ой порадовал! А других я и сама потом расспрошу. – Она чуть помедлила, так, чтобы отроки заметили, и продолжила: – Хотя… забот-то у меня много… помощников, конечно, тоже немало…

– Матушка-боярыня, ты только скажи, что надо, мы враз все выполним!

– Ну моих дел вам не переделать, – усмехнулась, ласково оглядела всех четверых, покивала своим мыслям. – Но помочь мне вы и вправду можете. Со всеми отроками я, пожалуй, скоро-то не переговорю, а знать, если что не так, мне уже сейчас надобно. Так что вы уж, ребятушки, будьте моими глазами и ушами, присмотрите, кому какая помощь нужна или еще что. Знаю я вас, мужей, – женщине пожалуетесь, только когда совсем край придет, а помогать уже поздно.

– Сделаем, матушка-боярыня, – степенно кивнул за всех Киприан. – Прямо нынче вечером и начнем.

– А вот торопиться не надо, ребятки. И упаси вас Господь сказать кому, что вы по моему указанию стараетесь, – нипочем ведь не ответят, сами знаете. Вы впрямую-то не расспрашивайте, лучше прислушивайтесь, кто что говорит да на что жалуется. И докладывайте мне потом так, чтобы никто не видел и не слышал.

– А про что докладывать-то надобно? – наморщил лоб Гавриил.

– С каждой мелочью ко мне бегать, конечно, не надо. Нет у меня времени выслушивать их, да и у вас лишнего тоже нету, учебу-то вам никто не отменял, – построжала боярыня. – Только если что важное случится… беда у кого какая или задумает кто какое-нибудь непотребство, а вы про это дознаетесь. Вот тут не медлите – упредить всегда проще, чем потом расхлебывать. По себе знаете, что порой из сугубого озорства вырастает.

Мальчишки разом поскучнели: кто за ухо непроизвольно схватился, кто спину потянулся почесать. Аристарх не особо разбирал, когда хлестал их кнутом; только силу сдерживал, а так – куда попадет, туда и ладно.

«Как бы так извернуться, чтобы никто не заподозрил, что они мне наушничают? Ой, да что это я? Сама же только что сокрушалась, что с остальными отроками тоже побеседовать должна, а времени мало! Вот и выход!»

– И будете вы у меня опричными прознатчиками, но только тайными! Секреты-то хранить умеете?

Мальчишек хлебом не корми – дай к тайне прикоснуться. Вот и у этих глаза тут же разгорелись.

– Умеем, матушка-боярыня! Вот увидишь!

– Полагаюсь на вас, ребятушки. – Анна как-то умудрилась придать лицу выражение одновременно серьезное и ласковое. – А чтобы никто и не заподозрил вас, сделаем мы вот что… Вы сидите, сидите…

Она поднялась из-за стола, прошлась взад-вперед по горнице, выглянула в окошко: несколько человек уже устроились на лавке около входа в девичью, дожидаясь начала посиделок. Обернулась к отрокам: – Вы ведь сейчас на посиделки собрались, так? Вот и передайте остальным, что отныне после ужина я буду приглашать к себе на беседу по двое-трое. Ну а потом – только тех, кто в чем-то за день отличится, в награду за прилежание, ну как в церковь нас в воскресенье девиц десяток лучших отроков провожает. Пусть стараются.

«А уж кого я отличать стану – мое дело. Никто мне не укажет».

Нет, не зря Анна выделила Киприана в урядники: сразу ухватил, в чем тут суть; приподнялся, чтобы ответить боярыне, но тут из-за окна раздалась песня. Девчонки, на радость второй полусотне отроков, по-прежнему рассаживались на лавках около крыльца девичьей и пели – и знакомые старые песни, и те, которые выучили уже здесь, в крепости. Сидящие перед Анной парни непроизвольно заелозили на скамье, с тоской поглядывая на окно. Вообще-то посиделки в любой деревне дело обычное, но в Академии это было единственное время, когда можно не стоять навытяжку и не идти строем. Ну и девичье пение привлекало, как же без этого.

– Вижу, вижу, – засмеялась она, – не терпится вам. Ну ступайте. Наговоримся еще.