Чтобы лишний раз не беспокоить раненых, проходили эти занятия в прежней лекарской избе, из которой Юлька не успела пока что перетащить все свое хозяйство. «Лекарская повинность», правду сказать, никому из отроков по вкусу не пришлась, зато очень быстро улучшила дисциплину: попасть к Юльке на урок почиталось худшим из наказаний.
Больше всех пострадал от этого нововведения один из отроков девятого десятка. Отец Михаил без всякой задней мысли окрестил его Павсирием, не предполагая, какие сокращения этого христианского имени придут в голову его молодой пастве. Михаил, дабы избавить новоявленных христиан от искуса, сам звал парня только Павкой, ибо остальные отроки от души развлекались, придумывая все новые и новые варианты, почему-то сплошь неблагозвучные, повторяющие только окончание крестильного имени. Правда, благие намерения молодого старшины, как оно обычно с благими намерениями и случается, успеха не имели, тем более что нрав у парня оказался на редкость склочный; недаром его частенько звали по прозвищу, принесенному из дома, – Клюква. Он и приятелей себе под стать выбирал и вечно влипал в неприятности и драки, которые сам же провоцировал, поэтому в темницу попадал частенько, но наказаниями до сих пор огорчался не слишком, отлынивая таким образом от занятий.
Вот он-то и стал главным «учебным пособием» для девиц во время очередного лекарского урока, хотя поначалу самого отрока такое развлечение только позабавило. В первый раз доставленный в лекарскую избу «для учения», в отличие от своих предшественников, он совершенно не выглядел смущенным или обеспокоенным. Парень обладал неиссякаемым запасом наглости и собирался извлечь из происходящего как можно больше удовольствия.
Арине, правда, весьма не понравилось, как Клюква глазел на девчонок. Такие же липкие, то приторные, то сальные взгляды она не раз встречала в Турове. Холопки как-то шушукались, что одному такому «глядельцу» молодой хозяин то ли зуб выбил, то ли нос на сторону свернул – чтобы не пялился на чужую жену.
Впрочем, открыто проявлять свой дурной нрав на глазах старших Павсирий не отважился, и урок сначала проходил довольно спокойно. Его самоуверенность даже пошла на пользу делу. Когда Юлька велела парню скинуть рубаху, лечь на стол и потыкала его пальцем в ребра, Клюква лишь в очередной раз ухмыльнулся – в отличие от большинства отроков он щекотки не боялся и, похоже, очень этим гордился. Юлька, разумеется, его хвалить не стала, лишь удовлетворенно кивнула и принялась объяснять:
– Вот это ребро не прощупывается, потому что под ключицей спрятано, а дальше – вот они. Вот досюда ребра длинные и к грудине приросшие, а ниже – короткие, до грудины не доходят. Ну-ка, все по очереди пощупайте и посчитайте, сколько ребер у кого получится.
Девицы принялись тыкать в Клюкву пальцами, а он, кажется, и сам заинтересовался, видать, раньше и в голову не приходило узнавать, сколько у него ребер.
– Десять! – объявила результат подсчета Лушка.
– А с этой стороны одиннадцать… – удивленно пролепетала Манька.
– Э! Я что, кривой, что ли? – возмутился Клюква.
– Ну ты растяпа известный, – на полном серьезе отозвалась Юлька, – мог и потерять где-нибудь. Сейчас другие посчитают, может, найдется потеря.
Анька-младшая конечно же не удержалась:
– А может, в темницу сбегать, там валяется?
– Считайте, считайте, – указала лекарка, – пока что-то маловато получается.
– Так, может, он ущербный какой? – предположила Прасковья. – То-то все в темницу попадает. А голову пощупать можно, вдруг там тоже чего-то недостает?
– Тринадцать! – победно возгласила Млава. – И под ключицей еще одно, значит, всего четырнадцать!
– Тебе б только жрать, да чтоб побольше! – Девицы захихикали.
Млава задумчиво уставилась на Клюкву, и тому, похоже, захотелось отодвинуться подальше от толстухи.
– Не, я такое не ем… разве что Куску шматок отнести… – немного подумав, успокоила она Павку.
Подсчет продолжился, и общими усилиями у Клюквы обнаружилось двенадцать пар ребер.
– У коровы-то тринадцать… – Млава мечтательно вздохнула, – а у свиньи так и вовсе четырнадцать…
– Верно! – слегка удивилась Юлька. – А ты откуда знаешь?
– Так грудинку-то коптим… – Толстуха сглотнула так громко, что Клюква снова невольно напрягся, словно собирался соскочить со стола.
– А сколько всего у человека костей? – заинтересовалась Ксения.
– У новорожденного больше трех сотен, но потом они срастаются, и у взрослого чуть больше двухсот.
– А у нас-то уже срослись? – забеспокоилась Анька-младшая.
Юлька ей ответить не успела, потому, что свой интерес обозначил и Клюква, внимательно слушавший ее объяснения:
– Сама, что ль, считала?