— Вот-вот, к счастью, не успел со всеми. Ты в курсе, что в батарее наряды тащить некому, парни из-за тебя «через день на ремень».
— Ну это они сами виноваты, нефиг было курить после отбоя на улице.
— Так всем и говори. Кто-нибудь приходил опрашивать?
— Вообще никто, словно тут это норма.
— Норма не норма, а случается. Как сам себя чувствуешь? Кукушка не кукует? Ты вообще в адеквате сейчас?
— Да что мне сделается, тарщ капитан! Смотрю, вы брус подтянули, вот и займусь вашим поручением. Актуально еще?
— Милославский, может тебя, того, обратно сдать на опыты в больничку? Вдруг ты кидаться начнешь на сослуживцев?
— Не, не начну. Первый я не начинаю. Обычно.
— Ладно. Стеллажи в каптерку начертишь в аксонометрии, покажешь. В караул я тебя пока не поставлю, в наряды запущу через неделю. Обживайся.
— Так точно.
Так наконец-то началась моя служба в полку. Будущая каптерка, а пока просто комната в качестве основного места несения этой самой службы. Как раз туда и зашли казахи, земляки Сатигулова, который уже практически перестал хромать. Казахи пытались совершить дерзкий набег на строящуюся каптерку по примеру своих предков, но я как потомок казаков Оренбургского казачьего войска пообещал убить нахрен говнюков, и мне поверили. И даже частокол от кочевников нового времени не понадобился. Что-то их заставило проникнуться идеями мира и гуманизма, может стамеска у меня в руке? А так хотелось применить один прием, год назад случайно у меня проскочивший на тренировке. Я тогда подшагом настолько удачно сблизился с противником, что насупил ему на ногу. А когда толкнул его, то нога осталась зафиксирована, а противник улетел, сломал лодыжку. Нехорошо и грустно, но надо иметь в арсенале что-то простое и эффективное. С моим весом вообще полезно практиковать броски и толчки. Особенно с контролируемым падением. Моя травма доказательство эффективности таких приемов. Чай, не в чистом поле воюем, всегда есть какой-нибудь угол, об который можно садануть товарища головой или позвоночником.
Как-то незаметно моими усилиями каптерка вполне оформилась. Справа от входа стеллаж для вещей личного состава, слева лавочка для посиделок, около окна, которое напротив входа, стол и стеллаж для офицерского всякого мелкого барахла. В стеллаже для одежды выгородил секцию для офицерских шинелей с дверцей. Угодил командованию, вернул веру в себя. Тем более, показал себя решительным и находчивым солдатом. Это когда по совету комбата вдвоем с Кокоевым, водилой из нашего призыва, ночью сделал вылазку на стройку для кражи фанеры. А без фанеры ничего не получалось, и где её брать, никто не знал. Кроме Галахова. Действительно, командир попался мне неоднозначный. Самодур, генератор идей и непредсказуемый тип. Кстати или не кстати, но, когда я разбирал барахло и строился, нашел пачку автоматных патронов калибра пять-сорок пять и россыпью винтовочно-пулеметные, длинная семерка. Не знаю зачем, но пригодится.
Да, подельник мой Кокоев тот еще фрукт. Ростом выше меня, в плечах шире, рано повзрослевший осетин, что для них норма. Как и я категорически не стал встраиваться в систему дедовщины. Но я так подозреваю, дедушкой он станет классическим. Я Кокоев, говорит, родственник Санакоевых, из чьего рода была первая жена Сталина. Серьезное такое происхождение, родился на улице, где собака племянника генерала пробежала разок. Из молодых кроме его и Бондаренко, еще два белоруса: длинный как веревка Чернявский и Вася Бохан. Если Чернявский классический белорус, то Вася — типичный Вася. Бесполезный, беззлобный разгильдяй, тунеядец и залетчик. Такое ощущение, что ему даже почесаться нельзя, чтоб не вызвать угрозу попадания на гауптвахту. Я не преувеличиваю — так чесаться на дивизионном разводе при заступлении в наряд — это чересчур демонстративно, особенно в паху. Все срочники нашей батареи по численности еле-еле на взвод тянули, но офицеров полный штат. Днем в «моей» как-бы каптерке тусили офицеры, вечером солдаты. Перестарался я чуток с уютом. Молодые приходили ко мне как к своему по периоду, деды — потому что деды, а черпаки-годки, потому что им одним было скучно.
Сто раз говорил, люблю зиму. Любить её тем легче, что дивизионный плац закреплен не за нашим полком, а у нас только кусок дороги перед казармой. Самое начало декабря, снега еще нет, сухо и уныло, но солдата погода не шибко волнует, если в казарме тепло. Пока тепло, а дальше посмотрим.