Бабочка и василиск

Андрей метнулся вперед, в мою сторону, но поскользнулся в луже крови и рухнул мне под ноги. Я боялся ударить по зверьку-кровопийце саблей, ведь тогда я неминуемо раскроил бы шею и Андрею. Я был растерян и напуган… Андрей же тем временем перекатился со спины на живот, а затем, дернувшись несколько раз, замер. «Мертв!» — мысль эта пронзила меня. И я испугался, что неминуемо стану следующей жертвой. И, теперь уже не боясь ранить человека, ударил зверя саблей, разрубив его тельце пополам. Затихшие останки Джино отлипли от кровавой каши, в которую превратилось лицо Летова, и в тот же миг угловым зрением я заметил какое-то шевеление позади.

Я обернулся и увидел, что мертвое обезглавленное тело на столе корчится словно в повторной агонии. Лежавшая до того на его животе голова упала на пол и покатилась в мою сторону. Она остановилась в шаге от меня, и я увидел, как шевелятся, силясь что-то мне сказать, бескровные синие губы.

Чувствуя, что мои волосы шевелятся, я, как парализованный, не мог сделать ни шага. Но вот всякое движение в комнате прекратилось. В тот же миг способность передвигать ногами вернулась ко мне, и я, отбросив саблю, кинулся к двери.

Вдруг, когда я уже выскочил из этого страшного дома и бежал по улице, машинально прижимая к груди данные мне Андреем тетради, небо над городом ярко осветилось. Я остановился, поднял голову. И удивительное зрелище предстало моему взору. Из точки в зените, расходясь в стороны, стремительно протянулись к земле ломаные нити семи разноцветных молний.

И ударил гром, такой, словно не стылый ноябрь стоял сейчас на дворе, а конец мая или начало июня.

Радужные молнии потухли, и на миг в том месте, где они сходились в вершину своеобразной пирамиды, вспыхнула и тут же остыла изумрудно-зеленая пятиконечная звезда с белым, напоминающим стилизованную букву «М» знаком в центре.

И мир погрузился во тьму.

* * *

Охваченный трепетом, по темным улочкам я торопливо добрался до своего подъезда. Теперь, уверившись в том, что невероятный рассказ Андрея вовсе не был лишен смысла, я пожалел, что невнимательно слушал его. Желая развеять царящий в голове сумбур, я принялся тут же, в подъезде листать случайно оставшиеся у меня тетрадки, но разрозненные фразы из них только еще сильнее путали меня.

На обложке одной из тетрадок я заметил адрес, начертанный аккуратным почти детским почерком. И, несмотря на более чем поздний час, я (оттого, наверное, что находился в откровенном состоянии аффекта) решил немедленно отправиться по этому адресу, надеясь, что там мне разъяснят хоть что-нибудь (благо идти туда от моего дома быстрым шагом было минут сорок).

… Я стоял перед дверью и представлял, как разбуженные моим звонком хозяева будут выслушивать мой нелепые вопросы… Может быть все-таки не пороть горячку? Я поднялся на пролет выше, сел на подоконник и хотел закурить, как вдруг та самая дверь отворилась и на лестницу вышел молодой мужчина. Из этой квартиры и именно сейчас. Это не могло быть простым совпадением. И я пошел за ним.

То отставая, то приближаясь на расстояние десяти-пятнадцати шагов (в течении почти часа), мне удалось, оставаясь незамеченным, сопроводить его до серого пятиэтажного здания в другом конце города, к которому он, по всей видимости, и спешил. Он уже хотел войти в дверь подъезда этого дома, когда его окликнула девушка, сидящая на скамейке во дворе: «Виктор!»

Мне не составило труда спрятаться за деревом позади скамейки, и я слышал весь их разговор.

Он (неприветливым настороженным голосом): Давно ждешь?

Она: Минут пятнадцать…

Он: Я разбудил тебя?

Она: Нет, когда ты позвонил, я еще и не собиралась ложиться.

Он: Почему?

Она: Я думала о тебе.

Он: А я… — (в голосе его послышалось недоверие и в то же время облегчение) — я думал о тебе.

Она: Но почему?! Ведь мы… ведь это подействовало…

Он: Нет. Точнее, сначала — да, но потом… Тебе, наверное, будет неприятно это слышать, но я не могу не сказать: я еще никогда так сильно не любил тебя.

Она (с испугом и радостью): Со мной — то же самое…

Он (торопливо): После того, как мы были у Годи, я совсем не любил тебя… А потом произошли такие невероятные вещи… Ты не поверишь, я хотел повеситься. Я раньше думал, что вешаются только алкоголики или дураки. Но вот… И сейчас я бы уже давным-давно был мертвым, если бы не Джино… Та же летучая мышь Годи, которая выручила нас тогда.

Она: Я поняла.

Он: Ты не замерзла?

Она: Нет! Не отвлекайся!

Он: Так вот, он влетел в открытое окно и минуты четыре грыз веревку…

Она: А ко мне Годи прислал своего помощника, и если бы не это… Я уже распаковала четыре стандарта демидрола.

Они замолчали и молчали, словно завороженные, несколько минут, а потом мужчина сказал:

— Я, кажется, понял. Годи спас нас. Он знал, что мы ошибаемся и сначала не дал нам погибнуть, а потом вернул… то что отнял… по нашей же просьбе.