Бабочка и василиск

Может быть, он всерьез собрался уйти от нее? Тоже что-то непохоже. Во всяком случае, он никаких намеков на это не делает. К тому же я ведь уже знаю историю с его дочерью. Он не только любит ее, но еще и чувствует себя в какой-то мере виноватым в ее болезни (по его линии наследственность), и вряд ли у него хватит сил бросить ее. А если хватит, буду ли я рада, что он такой «сильный»? И станет ли он счастливым? Или он хочет часть груза переложить на меня? Выдержу ли я? Останется ли он прежним, не будет ли в своем поступке винить меня — осознанно или неосознанно. Буду ли я продолжать любить человека вечно мучимого угрызениями совести? А вдруг он не сумеет сделать выбор и будет бегать туда-сюда? Короче, вопрос цепляется за вопрос. А есть ведь еще и чисто бытовые проблемы. Где жить? На что? Как ко всему этому отнесется мама? Отец-то промолчит, а вот мама… Вопросы не дают мне уснуть. А он… Это называется, «забылся сном праведника».

Но объясниться нам все-таки пришлось. Не могла я просто так забыть, как он мне врал.

— А как я должен был себя вести? — восклицал он риторически. — Что касается моего вранья, то я просто не хотел тебя расстраивать. Перед «отъездом в командировку» я пообещал ей этот поход в театр, и билеты были уже куплены…

— Ладно, но ты… Ты говорил мне, что у вас с ней нет ничего общего, а я видела…

— Если я играю роль мужа, я должен играть ее до конца. А что я при этом чувствую, это никого не касается…

— Это подло.

— Но так ей лучше. К тому же кто, если не я, выслушает ее? Кто хотя бы сводит в театр или в кино? Кто? Передо мной она ни в чем не виновата…

— А это подло по отношению ко мне. Зачем же тогда тебе я? Зачем все это?..

— Затем, что мне-то, мне хорошо только с тобой…

— А как быть мне? Об этом ты подумал?

После паузы Виктор ответил, понизив голос:

— Брось меня. Скажи, что не хочешь меня видеть. Мне будет больно, но я пойму тебя. Зачем тебе все эти сложности? Только сделай это САМА. А я отвечаю за себя, только за себя. В этом деле.

— Каждый за себя?

— В этом деле, — повторил он.

— И тогда ты вернешься к ней?

— Не знаю. Возможно. Только ведь если мне и раньше было тяжело, то теперь, когда она все знает, будет вдвойне.

— Значит, ты ушел совсем?

— Тоже не знаю. — Он начал слегка раскачиваться, как это делают при зубной боли. — Я хотел бы ответить тебе утвердительно, но для этого я должен быть уверен в себе. А я не уверен. Представь, каково это будет, если ты изо дня в день будешь ощущать, что я мучаюсь сознанием вины. И ты будешь тоже считать себя в какой-то степени виноватой в этом…

— Так будет?

— Да не знаю я, не знаю…

— И как же ты хочешь жить дальше?

— Не задумываясь о будущем. У меня есть сегодняшний день. Ты со мной. Женька (так зовут его дочь) еще ничего не знает. Ты и она — люди, которых я люблю больше всего на свете. И сегодня с вами все в порядке. Значит, сегодняшний день можно считать счастливым.

— А завтрашний?

— Думать о нем нет смысла. Все равно я ничего не придумаю.

— Выходит, как страус — головой в песок?

— Выходит. Но другого пути я не вижу.

— А как же она?..

— Моя жена? Да, мысль о том, как больно я сделал ей — мучает. Но — может, это самооправдание, а может и правда, только я очень надеюсь, что когда пройдет шок, она поймет, что и она тяготилась мной, что так будет лучше для нас обоих.

— Ты слишком много хочешь от женщины.

— Я ее знаю…

— Я тебя совсем не понимаю, — искренне возмутилась я, — совсем! На твоем месте я бы никогда не поступила так. Ты хочешь быть добрым со всеми, а на деле — со всеми злой. Не понимаю я тебя, не понимаю.

Он утвердительно качнул головой и сокрушенно, без тени бравады, произнес:

— Я тоже.

Из дневника Летова

— Вы никогда не обращали внимания, Андрей, на то, что именно слабейшее на деле часто оказывается сильнейшим? — спросил Годи.

Высказывание это показалось мне одновременно и туманным, и банальным. В этом, в общем-то, он весь. Не единожды убеждался я и в банальности, и в беспринципности, и в аморальности этого человека, в полной несовместимости наших взглядов на жизнь, и все-таки я прихожу и прихожу сюда. «Зачем?» — думал я, а Годи, как обычно не замечал, или не хотел замечать, эмоций собеседника и продолжал:

— Пример — элементарные частицы. Атомная энергия — феномен феноменов. Мы привыкли к этому явлению, а ведь, вдумайтесь, энергия, для получения которой раньше было необходимо сжечь тонны угля, скрывается в каждом атоме этого самого угля, в частичке, невидимой даже под микроскопом…

Как же он меня достал! Я не выдержал:

— Павел Игнатович, физика — не ваша стихия…

— О да, это верно. Собственно, не о том я хочу сказать, а о силе человеческих эмоций.

Я фыркнул.

— Напрасно иронизируете, мой друг. Вы даже и представить себе не можете, что такое биоэнергетика. Вам, к примеру, не приходило в голову, что жизнь — это энергия? Нет? А между тем, именно так дело и обстоит. Но, как вы, думаю, знаете, чтобы оживить труп, не хватит энергии и целой электростанции… И дело не только в том, что энергия нужна не электрическая, а иная, особая; но и количественно необходимая величина ее много выше…