Каренин сам натаскивал меня в английском; что же до роли, то мне не давали ни секунды передышки. Я должна была«
быть»
своей героиней, и вся группа получила приказ изводить меня, оскорблять, притеснять, максимально усиливая тот надрыв, что уже существовал во мне и позволял «вживаться в роль»
перед камерой; а меня от слова «вживаться»
тошнило. Каренин осыпал меня русской бранью. Он крушил все на площадке. А чтобы успокоиться, слушал ноктюрны Шопена, говорил, что если бы он был музыкальным произведением, то хотел бы стать ноктюрном ми минор опус72
№ 1. Больной на всю голову.
Дерек переводил ругательства и комментировал поломки имущества:
—
Сейчас он назвал тебя грязной безмозглой проституткой. А сейчас он швырнул мегафон на пол.
—
Спасибо, не слепая.