Но не хотелось Петровне одной возвращаться в квартиру. Да и тревожилась она за Степана. Что-то уж очень часто стал он бегать к монахам. При встрече с белобрысым и мохнатым Игнатом о чем-то таинственно шушукался с ним. Словно к чему-то готовился.
Нередко слышен был от Степана и запах водки.
А Демушка хныкал:
— Ма-ма-а… есть хо-чу-у-у…
Держа его за руку, Петровна обошла весь двор и лишь близ могилок монастырских нашла Степана.
Демушка теребил мать за платье и ныл:
— Есть хо-чу-у-у…
— Что с ним делать, Степа? — обратилась к мужу Петровна. — Не хочется мне идти домой… Утро-то какое хорошее!.. А он клянчит есть…
Понял Степан, что расстроена чем-то жена. Посмотрел на густой лес, маячивший далеко за деревней, сказал:
— Пойдемте в лес… там на еланях ягоды…
Обрадовалась Петровна, взяла Демушку за руку и пошла со Степаном из монастырской ограды. Обошли деревню, прошли большое поле и углубились в лес; подходили к большой елани.
Вдруг справа, из густого ельника, долетел человеческий стон.
Петровна вздрогнула и остановилась:
— Что это, Степа?
— Монахи, поди…
Петровна нахмурилась:
— Тебе везде монахи мерещутся…
— А кому же тут быть?
— Пойди… посмотри…
Кинулся Степан к ельнику и, раздвигая колючую зелень, стал пробираться в самую гущу.
Петровна держала за руку Демушку, смотрела в ту сторону, где скрылся Степан, тревожилась и ждала.
Через некоторое время из ельника долетел сердитый голос Степана:
— Эй, эй! Вы что это делаете?! Ах, сволочи…
Голос Степана оборвался.
Где-то вдалеке затрещали сухие ветки.
Слышно было, что убегают несколько человек, тяжело ступая ногами и ломая сучья.
Точно из-под земли еще раз долетел до слуха Петровны глухой стон.
Потом снова раздавался в лесу голос Степана:
— Ах, подлецы, язвом бы вас язвило!.. Что делают! А? Настасья!.. Настасья!..
Испуганная Петровна стояла, не в силах двинуться с места.
— Настасья! — кричал Степан. — Идите сюда!.. Помочь надо людям… — И опять ругался:
— Вот сукины дети!.. Вот подлецы!..
Когда перепугавшаяся Петровна пробралась с ребенком сквозь густой ельник, то увидела небольшую, залитую солнцем полянку, а посреди нее двух баб. Около них стоял и ругался Степан, глядя куда-то дальше в лес.
Только подойдя вплотную, разглядела Петровна, что в траве сидит хозяйка Акулина Ефремовна с дочерью Паланькой.
— Ох, доченька! Ох, милая моя! — охрипло причитала растрепанная, простоволосая Акулина, ползая около дочери и заливаясь слезами. — Голубушка ты моя сизокрылая!.. Ох, доченька!.. Ох, милая моя…
Петровна поняла все. Стояла молча. Не могла слова выдавить из себя. Чувствовала, что от гнева и горя сердце ее готово разорваться.
А Степан, указывая рукой в лес и все еще ругаясь, говорил:
— Убежали, сукины дети!.. Монахи!.. Человек шесть было… Вот сама полюбуйся, Настенька, чем занимаются угодники божьи, язви их…
Глава 10
Только после вечерней службы в храме, перед самым закатом солнца, добралась Акулина Ефремовна до покоев настоятеля. Может быть, и не добралась бы, да Степан помог: с руганью лез во все кельи, искал насильников, шумел и требовал:
— Ведите нас к настоятелю!.. А то в город пойдем… в полицию заявим… Все расскажу!.. Я — свидетель…
Монахи переглядывались и посылали их то в одну, то в другую келью, стараясь не допустить до покоев архимандрита.
Но взволнованный Степан везде одно говорил:
— Знать ничего не желаем!.. Ведите к настоятелю.
И Акулина осмелела:
— Что же вы нас не пускаете к владыке… к настоятелю?.. Пускайте!.. А то я в другом месте буду управу искать.
— В чем дело-то у вас? — допытывались монахи.
— А вот придем к настоятелю, — говорил Степан, — там все расскажем…
— Да нельзя же вас сразу к отцу архимандриту пустить! Объясните сначала, по какому делу.
— Сходите сначала к отцу-ключарю, — настаивали монахи.
Но Степан продолжал шуметь:
— Никуда не пойдем!.. Либо ведите к настоятелю, либо пойдем в город… В полицию заявим…
Он везде искал брата Игната, думая, что Игнат непременно доведет его до настоятеля, но Игнат в этот день как сквозь землю провалился.
Наконец, поздно вечером их направили к Мефодию.
— В чем у вас дело? — строго спросил высокий и курносый монах, сидя на табуретке за большим столом и перебирая пальцами свою длинную бороду.
— Пустите нас к настоятелю, — сказал Степан, — к отцу архимандриту… к владыке…
— Зачем?
— А вот придем к нему… тогда и расскажем… зачем.
— Сначала мне расскажите… А завтра я доложу владыке… Все равно… без меня никакое дело владыка не будет разбирать.
Степан запальчиво перебил монаха:
— Чего вы нас перебрасываете друг к другу? Нам владыка нужен… а не ты!
— Ну, ну! — предупреждающе проговорил монах и погрозил пальцем: — Ты, дядя, не шуми… Не шуми-и!.. А то знаешь, что с тобой может случиться?
— А ничего со мной не будет! — кричал Степан, склоняясь к правому голенищу сапога и ощупывая рукоятку ножа. — Меня, отец, ничем не застращаешь… И морду мне не набьешь!.. Да, да!.. Я ведь не монах и не послушник… которым ты морды бьешь…
Степан озорно высморкался прямо на крашеный пол кельи и решительно потребовал:
— Веди нас, отец Мефодий, к владыке.
Монах удивленно посмотрел на Степана.