Казалось ему: прибежит на речку купаться Маринка и крикнет на все луга что-нибудь такое, от чего все сразу поймут, что произошло вчера между ним и Маринкой. В этот день не пошел Павлушка купаться на речку. Не хотел даже глядеть в сторону валежниковских покосов. Косил траву, идя между отцом и дедом, обливался потом и с тоской поглядывал вправо, в сторону гуковских покосов, где работала Параська.
Там сверкали косы пяти гуковских мужиков и парней. Ребятишки гуковские верхами на лошадях таскали волокушами сено к ракитнику, к растущему там стогу. Сам белобородый и плешивый старик Гуков бродил в белой рубахе с посошком в руке — то около стога, то спускался к луговине, к бабам, копнившим сено. Среди баб мелькала крепкая, стройная фигура Параськи в белом платочке и в такой же белой кофте, по которой змеей извивалась толстая, длинная и черная коса.
Слева, рядом с ширяевским покосом, ходил с косой на своей делянке Андрейка Рябцов. Он был в побуревшей кумачовой рубахе и в широкополой соломенной шляпе, из-под которой выбивались черные кудри; по лицу Андрейки катился градом пот и оттого лицо его казалось усыпанным рыбьей чешуей. Широкими взмахами Андрейка укладывал траву в густой и высокий вал. Позади него, помахивая косой, торопливо шел старик Рябцов. А позади всех косцов на вчерашних выкосах рябцовские и ширяевские бабы ходили с граблями и ворошили ряды подсыхающей травы. Изредка Андрейка останавливался, разгибал спину, смахивал рукавом пот с лица, жвикал бруском поблескивающую на солнце косу и задорно кричал Павлушке:
— Эй, братанок!.. Поглядывай!
Павлушка догадывался, что Андрейка советует ему поглядывать влево, в сторону валежниковских покосов, где мелькала среди баб тоненькая фигурка Маринки в желтой кофте и в синей юбке.
— Ладно, — отвечал Павел, — не твоего ума дело.
Андрейка насмешливо приставал:
— Смотри, Паша, пей по второй, да не напивайся… Люби во второй, да не влюбляйся!
Павлушка ругался:
— Катись… к чертям!
— Мне что, — с хохотом кричал Андрейка. — Твоих кудрей жалко…
— Свои побереги! — огрызался Павлушка.
А сзади него быстро наступал с косой дед Степан и свое кричал в Павлушкину спину:
— Будет галманить!.. Чумовой!.. Пятки обрежу!..
Павлушка тревожно посматривал на зеленую волну, убегающую вслед за сутулым отцом, и на такую же волну, нагоняющую его вместе с дедовой сверкающей косой, торопливо взмахивал своей косой и чувствовал, что лицо и голова его горят от стыда и от тоски. Прислушивался к жвиканью брусков об косы и на соседних делянах, к смертельному хрипу падающей травы вокруг косцов и с нетерпением ждал, когда отец и дед Степан пойдут к ракитнику попить воды из берестяного лагушка, когда можно будет и ему освежиться водой: потом ждал конца работы, думая, что к вечеру все обернется по-иному, пройдет туман в голове и тоска в груди.
А вечером, после ужина, лишь только навис над лугами темный бархат надвигающейся ночи, потянуло Павлушку к костру, который полыхал сегодня на ермиловской деляне, близ черной стены леса, наступающего с запада на луга.
Но не пришлось Павлушке дойти до костра.
Между копен Маринку повстречал.
И проходил с нею по лугам чуть не до эари.
Повторилось вчерашнее.
Еще через день случилось то же самое.
Так и повисла Маринка хомутом на Павлушкиной шее. А Параська по-прежнему занозой торчала в груди.
Но недолго терзался в раздумьях Павлушка. С отчаянием махнул рукой на Параську. И потонул в Маринкиных ласковых объятиях, повторяя про себя:
— Что будет — то и будь…
Глава 18
В субботу вечером потянулись на телегах косари с бабами и с ребятишками к деревне в банях попариться.
На лугах почти одни девки да парни остались.
Когда совсем стемнело, собрались парни и девки недалеко от речки, близ ширяевских покосов. Натаскали хвороста, костер развели и картошки притащили. Попробовали песни заводить под Андрейкину гармонь. Но плохо пелись сегодня песни. Что-то вяло запевала Параська. А парни больше с картошкой около костра возились — запекали ее в золе, потчевали девок и кричали:
— Худо, девки, поете…
— Ничего не выходит у вас…
— Мы вам и картошки не дадим сегодня!
Девки кричали Параське:
— Запевай, Парася!..
Параська тихо сказала Андрейке:
— Играй «Разбедным я бедна…»
Андрейка заиграл.
А Параська дрогнувшим голосом запела:
Девки подхватили:
Тоскливо продолжала Параська:
Так же тоскливо и вяло пели девки:
Одиноко сидевшая Параська изредка посматривала на Павлушку, около которого сидела Маринка Валежникова, и уже с надрывом затягивала:
И опять вяло подпевали девки: