Бабье лето (повесть и рассказы)

Осунулся. Похудел.

Ворот рубахи стал широк.

Устал, видать.

И, уже не раздумывая ни о чем, не рассуждая, закинув руки ему на шею, Клавдия прижалась головой к груди Матвея. И все, что столько лет разъединяло их: ее измена, обида, недомолвки и ревность, и это горькое «бельмо на глазу», — все растаяло, растворилось, и не было во всем мире милее и дороже человека, чем тот, чье сердце резко билось у нее под щекой.

И она все теснее прижималась к его широкой груди и с жадностью вдыхала запах ветра на обожженной солнцем коже.

— Родная моя, хорошая моя, — растерянно повторял Матвей. Быстрыми движениями он гладил Клавдию по плечу, потом приподнял за подбородок ее мокрое от слез, счастливое лицо и прильнул к нему губами.

Только раздавшиеся неподалеку голоса заставили Клавдию вырваться из объятий Матвея.

— Пойдем в хату, — шепнула она.

— Сейчас не могу, Клавушка, — с сожалением произнес он. — Из райкома приехали. Слышишь?.. Это меня ищут. — И торопливо добавил: — Если позволишь, после совещания зайду. Только поздно. Станешь ждать?

— Хоть до утра буду ждать.

— Приду. — Он повернулся и пошел навстречу приближающимся голосам.

«Если оглянется, все сбудется», — загадала Клавдия.

Он оглянулся. Она беззвучно рассмеялась и подумала: «Ой, что это я, как девка, совсем ума лишилась».

Сидеть у окна сложа руки и ждать, как однажды ждала его, она не могла. Нужно двигаться, что-то делать, чем-то занять себя.

Ей захотелось, как и тогда перед Марьей, щегольнуть перед Матвеем своей домовитостью. Наставила на стол столько, что и десятерым не съесть.

Еще при Геннадии, как-то в городе, Клавдия купила рюмку. Зашла в посудный магазин за стаканами и увидела на витрине рюмку. На тоненькой ножке, блестящая, сверкающая всеми гранями, эта рюмка поразила Клавдию. Она приценилась. Пятнадцать рублей такая фитюлька! Да Геннадий ее живьем съест, скажет — не знаешь, куда деньги девать. Сама не зарабатываешь и не жалеешь (он частенько так попрекал). Она вышла из магазина, постояла, вернулась и купила рюмку. Геннадию обновку не показала, а, завернув в куделю, чтобы не сломалась, спрятала в нижний ящик комода.

Вот когда рюмка пригодилась. Из этой рюмки они с Матвеем выпьют за свое запоздалое счастье, за бабье лето. Где сядет Матвей? Только не на том месте, где прежде сидел Геннадий. Нет, ни за что. Матвей сядет тут, у печки. Зимой ему тепло будет. А весной как раз напротив окна, и в окно яблонька заглядывает.

Ох, все-то у них с Матвеем будет по-другому…

И пусть в хате все будет по-другому…

Она сорвала старенькие занавески с окон. Вытащила из сундука пахнущие нафталином тюлевые шторы и повесила их. Постелила на комод новую скатерть.

В горнице стало светло и празднично, все готово к приходу Матвея.

А его все нет.

Первый час… Неужто еще заседают?

Залают соседские собаки, Клавдия выскакивает во двор и вглядывается в густую тьму. Прислушивается.

Сердце бьется шибко… шибко… Ночь еще по-летнему теплая. Спят хаты, спят улицы и переулочки. Спит, не движется темная речка, отражая мохнатые звезды. Заснули ракиты над рекой.

Спят люди, спят…

Только вон там, на пригорке, не гаснет огонек. Его можно увидеть, если взобраться на скамейку у калитки…

Там Матвей…

Интересно, сказали ему, что она хлеб от дождя уберегла?

…Разбудив ночную тишину, чей-то высокий девичий голосок пожаловался:

На горе стоит береза.
Веем ветрам покорная,
Мое сердце не бывает
Никогда спокойное.

«Будто про меня поют», — подумала Клавдия.

Наверное, молодежь собралась на своем заветном местечке у запруды. Когда-то и она, Клавдия, туда бегала.

Вот и другой, более резкий, на низких нотах забористый голос прокричал, споря с первым:

У подружки у моей
Кудри вьются до бровей.
Ухажеров у ней много,
Зато мало трудодней.

Печальной свирелью запел первый голосок:

Говорят, я некрасива,
Что же я поделаю…
Красота не в поле травка,
Я за ней не сбегаю.

Умолкли девичьи голоса. Наплыла тишина.

Дремлет деревня…

«Красота не в поле травка, я за ней не сбегаю», — повторила про себя Клавдия… Сколько про красоту песен поют, а вот ушла ее, Клавдии, красота… Ушла, слиняла. Стало страшно. Да и за что ее, такую-то, любит Матвей? Померещилось ей это. Учительница моложе, красивее, образованнее. Вдруг не придет?

Клавдия вернулась в горницу. Подошла к комоду и пристально глянула в зеркало. Морщины под глазами, на лбу… А если он посмеялся над ней?

Нет, не такой Матвей человек.

— Придет он! — сказала она громко той, что пытливо смотрела на нее из зеркала.

Вот лицо блестит. Где-то у Вали была пудра. Клавдия достала из нижнего ящика комода коробочку.

Стукнула калитка… Шаги… Пришел! Но как же она не слышала лая собак! Скрипнула дверь. Клавдия с загоревшимся от радости лицом оглянулась. Коробка с пудрой выпала из рук, оставляя белый хвостатый след на платье.

— Ты?! — вырвалось само собой.

На пороге горницы — Геннадий.