Бабье лето (повесть и рассказы)

Контора стоит на пригорке, место веселое. Отсюда вся деревня как на ладони. У конторы — палисадник, обнесенный аккуратным штакетником. В палисаднике — цветочные клумбы, а вдоль оградки серебрятся молодые тополя.

Клавдия не пошла с Марьей в контору, сказав, что подождет на дворе. Она примостилась на досках, сваленных в углу палисадника. В открытое окно видна широкая спина Матвея.

Он долго разговаривал по телефону с бригадиром тракторного отряда. Клавдия прислушивалась к его глуховатому голосу. Матвей протянул Марье какую-то бумажку. И что это она ее так долго читает?

Молча положила Марья бумажку на стол. По лицу видно: сердится.

— Что будем делать, Марья Власьевна? — спросил Матвей, вешая трубку. — Видишь, предлагают снять людей со свеклы на кукурузу.

— А что думает председатель?

— Председатель хочет знать, что думает бригадир. Ладно, Марья Власьевна, что это мы с тобой, как дипломаты. Давай начистоту, чтобы…

— А если начистоту, — перебила председателя Марья, — думаю — их дело указывать, а у нас головы на что? Я со свеклы баб не сниму. Вот и весь сказ. Не то голову вытащим — хвост увязнет, хвост вытащим — голова увязнет.

«Ого, как она с ним разговаривает, — подумала Клавдия, — вот бы мне так. И чтобы он моего совета спрашивал».

— Правильно, Марья Власьевна. Я так же думаю, — удовлетворенно проговорил Матвей. — Так и делай: свекловодок не трогай. А на кукурузу нужно организовать всех колхозников. Мужиков возьми за бока. Ты это умеешь. Пусть тяпкой поработают.

Марья повеселела.

— Это мы с удовольствием. Люблю глядеть, когда мужики работают, а то они больше норовят указания давать.

Матвей засмеялся. Клавдия подумала: «Хорошо смеется, так ребятишки хохочут».

— Ну, я пошла. Ждут меня, — Марья поднялась.

Странное смущение прозвучало в голосе Матвея.

— Ты, Марья Власьевна, не забыла?…Ну… о чем я тебя просил… Не помнишь?

— А как же. Все в порядке, — поспешно проговорила Марья.

«О чем это они?» Клавдия хотела спросить об этом дорогой. Но не решалась. Марье сейчас, поди, не до нее.

Женщины шли молча. Чем ближе они подходили к полю, тем сильнее Клавдию одолевала тревога. Она боялась насмешек и злого Зинаидиного языка.

Когда они пришли, Ольга безразличным тоном произнесла:

— Явилась? Ну и ладно.

Женщины пололи свеклу. Клавдия взялась за работу.

Ольга постояла подле нее, посмотрела и, сказав: «Вижу, учить тебя нечему», ушла. Клавдия боялась отстать от других, полола не разгибая спины. Бросила тяпку, лишь когда Ольга крикнула:

— Эй, бабоньки, перекур!

Клавдия не знала, что накануне Матвей, разговаривая с Марьей о делах бригады, поинтересовался, была ли бригадир у Клавдии.

— Знаешь, Марья Власьевна, ты побеседуй с Ольгой и вообще с женщинами, — проговорил Матвей, уклоняя взгляд. — Ну, чтобы они не очень-то нападали на Клавдию. Сама знаешь, наши женщины хоть кого съедят.

Марья взглянула на его смущенное лицо и с грустной завистью подумала: «Любит».

…Отдыхать расположились на краю поля, в мелком кустарнике. День стоял знойный. Всех разморило. Лениво переговариваясь, женщины закусывали принесенной из дома снедью. Клавдии есть не хотелось. Выпив теплой воды, она прилегла под кустом и тотчас же заснула.

Разбудила ее Полина. На ее круглом веснушчатом лице не было и тени усталости. Клавдия с трудом поднялась. Страшно ломило поясницу.

— Что, ноет с непривычки? — посочувствовала Полина.

Зинаида не без ехидства бросила:

— Это тебе не дома прохлаждаться. Заболит спина, коли тыщу раз бураку поклонишься. В колхозе работать — не на базаре торговать. — И оглянулась на женщин.

Кое-кто засмеялся.

Если бы Клавдия огрызнулась, то Ольга, несмотря на предупреждение Марьи, поставила бы ее на место. Но Клавдия пришибленно молчала. И добрая по натуре Ольга возмутилась — человек за ум взялся, а его подковыривают.

— А сама-то ты позавчера не маялась со спиной?

По заблестевшим глазам Ольги женщины догадались — сейчас звеньевая «представлять будет». Так и есть: Ольга опустилась на четвереньки и, перекосив лицо, чем-то вдруг стала походить на Зинаиду; хваталась то за спину, то за живот, охая и кряхтя начала подниматься. Женщины захлебывались от смеха. Даже на худом, всегда пасмурном лице Зинаиды появилась улыбка. Ольга выпрямилась и уж серьезно проговорила:

— Смех смехом, бабы, а вот когда ученые про нас вспомнят?

— Я вот уже двенадцать лет бураку кланяюсь. Живой жилочки в теле не осталось, — пожаловалась Полина.

— Поставили бы хоть одного ученого вот так раскорякой на недельку, небось в момент мозги бы сработали.

— Говорят, сработали, — отозвалась Ольга. — Матвей Ильич сказывал, изобрели такую механизированную тележку — сама катится меж рядами, а ты сиди да знай прорывай. Но больно уж долго до нас эта тележка катится. Ну, бабы, хватит агитации за механизацию. Беритесь за тяпочку, уж она не подведет нас.