Бабайка

– Что могут рассказать мёртвые?

– Ну… по характеру раны мы могли бы определить бы чем его убили, или вот если бы удар был нанесен сверху вниз, было бы ясно, что ударил человек высокий, и это сузило бы круг подозреваемых.

Констебль довольно долго молча смотрел то на меня, то по сторонам. Вид при этом он имел немножко глуповатый. Стоявшая в сторонке подле лошадей Джоанна с интересом глазела на наш разговор. А непосредственно на месте преступления, пригорюнившись, стоял Норберт Стайлз, время от времени печально вздыхая. Наконец констебль неуверенно сказал:

– Ну не откапывать же теперь его.

Похоже, дело сыска здесь не шибко развито.

Констебль меж тем посмотрел на грустного овцевода.

– Скажите, Норберт, – сказал он крепнущим голосом, – а как убили Ханта, вы не знаете?

– Ну ежели у человека из спины торчит арбалетная стрела, то надо полагать, из арбалета? – отвечал Стайлз.

– А что-нибудь необычное вы видели? – спросил я. Констебль покосился на меня, но ничего не сказал.

– Пожалуй, да, – помолчав, сказал овцевод. – Нечасто увидишь человека, которого убивали два раза.

– Два раза? – недоверчиво спросил Хёрст.

– У бедняги Ханта под левой лопаткой была еще одна рана. Вроде как лежачего его ткнули. Только без нужды это было. Ему и первой раны…, – и Стайлз махнул рукой, мол, вот так-то.

– Ещё что-нибудь приметили? – спросил констебль.

– Да вроде бы больше ничего, – пожал плечами Стайлз.

Пока никаких зацепок. Может Хёрст что-то и извлечёт из этой беседы, для меня же пока – по нулям.

– Ребята, ежели вам больше нечего спросить, – сказал овцевод, – вы бы отпустили меня, а то на парнишку моего пока не велика надежда, неровен час, не уследит за стадом.

Констебль подумал, оглядел для чего-то окрестности, словно надеясь увидеть что-то.

– Никуда не уезжайте до конца следствия

– Куда ж я поеду от овец? – удивился Стайлз.

– А может, лежало что-нибудь такое интересное возле тела?

Овцевод посмотрел на меня странным взглядом, словно я напугал его слегка этим вопросом.

– Что такое? – тут же ухватился за этот испуг Хёрст. – Норберт Стайлз, что вы скрываете от нас?

Овцевод молча помотал головой, дескать, нет, нет, всё нормально, и вдруг отчаянно махнув рукой, отвязал от пояса кошелек, и что-то вытянул из него, запустив пальцы щепотью, и тут же зажал это что-то в кулак крепко, словно засомневавшись снова. Только поздно уже было сомневаться – констебль требовательно сказал:

– Ну!

И Стайлз разжал кулак.

На мозолистой зелёной ладони лежал неправильной формы, с неровными сглаженными краями камень ярко-желтого цвета.

Они были здесь, подумал я, машинально отмечая, как уважительно посмотрел на меня констебль. И зачем-то убили этого человека. Так что теперь это и моё расследование тоже. Я вспомнил лесную мышь, лежавшую сто лет тому назад на полировке моего стола, и мне сразу стало жарко, и я словно выпал из этого мира на несколько мгновений, как Сандро Мтбевари…

– Что? – я понял, что Хёрст обращается ко мне.

– Я говорю, может нам ещё что надо здесь сделать?

– Можно, – сказал я, собираясь с мыслями, – надо посмотреть вокруг, может, найдём орудие убийства.

– Ну это вряд ли, – с разочарованием в голосе сказал констебль, – они ж его разверили наверняка сразу. Хотя… стрела-то истинная, но всё равно – вряд ли. А вот прикинуть, откуда они его подстрелили – это можно.

– Хе, – сказал овцевод. – Связанного человека можно подстрелить откуда угодно.

XVIII

– Ужас какой, – сказала Джоанна. – Сначала связать, потом стрелять … а потом еще и добивать уже мёртвого.

Уже в пятый раз за последние полчаса.

Констебль же напротив молчал. Но было видно, что ему тоже отчасти не по себе.

До неприличия простые люди. Где уж им знать о таких вещах, как контрольный выстрел. В моём городе на них бы пальцами показывали и смеялись бы при этом.

Мы подъехали к дому на южной окраине Далёкой Радости. Здесь проживал некий Тэд Верста, приятель Роджера Ханта. Если кто и мог считаться приятелем Роджера, сказал шериф, так это Тэд Верста, вы же знаете его, Джефф. Знаю, отвечал констебль задумчиво.

Дом снаружи выглядел так себе. Небольшой, густо заросший какой-то травой, ассоциативно похожий на заброшенную советскую дачу. Темное некрашеное дерево. Маленькие темные окна. Крыша, крытая соломой, кое-где светящаяся прорехами. Видать, были у хозяина дела поважнее, нежели забота о собственном доме.

Констебль спешился, широкими, спокойными шагами подошёл по притоптанной в траве дорожке к двери и три раза стукнул в дверь. Никто не отозвался. Хёрст оглянулся на нас, и молча поманил пальцем, дескать, чего сидим, идите сюда.

Тэда мы нашли на заднем дворе. Он сидел на лавке и жевал. Получалось это у него очень даже неплохо. Когда человек вкладывает в дело всю душу, не может получаться плохо. Увидев нас, Тэд сплюнул на землю длинной, мощной струёй и отвернулся.

– Как дела, Тэд, – сказал констебль. Не спросил, а именно сказал. Видно было, что дела Тэда его не очень-то интересуют. Просто надо с чего-то начинать разговор.