b1d26f51-f2d9-4adc-a040-2ea813f43357

колы. Начало положено, и мы с Эриком улыбаемся.

Когда нам, наконец, удается измотать ребенка и уложить его спать, в уединении

нашей комнаты Эрик снова делает меня своей, только своей! Я наслаждаюсь им, его ртом,

его манерой заниматься со мной любовью, и я знаю, что он в равной степени

наслаждается мною.

Пока он проникает в меня, мы, не отрываясь, смотрим друг другу в глаза и говорим

горячие и грязные слова. Его игра – это моя игра, и мы, как безумные, упиваемся

страстью.

В воскресенье я, как обычно, в одиночестве просыпаюсь в постели. Эрику нужно

совсем мало времени на сон. Я смотрю на часы. Восемь минут одиннадцатого. Я

обессилена. После бурной ночи с Эриком, я хочу только одного - спать, спать и спать. Но

также мне известно и то, что в Германии принято вставать рано, и поэтому мне тоже пора

подниматься.

Внезапно дверь открывается, и из-за нее появляется предмет моих самых темных и

греховных желаний, в руках он держит поднос с завтраком. Он прекрасен в джинсах и

гранатовом свитере.

- Доброе утро, смугляночка.

Это словечко моего отца заставляет меня улыбнуться. Эрик садится на кровать и

целует меня, желая мне доброго утра.

- Как сегодня себя чувствует моя невеста? – ласково спрашивает он.

Радуясь жизни и любви, живущей в моем сердце, я убираю волосы с лица и

отвечаю:

- Усталая, но счастливая.

Мой ответ ему нравится, но, не дав ему ничего сказать, я обращаю внимание на

поднос и вижу там кое-что, что поражаем меня до глубины души:

- Чуррос? Неужели это чуррос?15

Он удовлетворенно кивает головой, пока я беру один рогалик, макаю его в сахар и

откусываю кусочек.

- Ммм, как вкусно! – и, взглянув на свои пальцы, добавляю, - И все такие

масляные.

Смех Эрика с грохотом разносится по комнате.

О, боже! Съесть в Германии чуррос – это просто невероятно!

- Но где ты их купил? – все еще не придя в себя от удивления, интересуюсь я.

С мегагигантской улыбкой Эрик берет другой рогалик и кусает его.

- Я объяснил Симоне, что это типичное испанское блюдо и ты любишь их на

завтрак. И, не знаю как, но она их приготовила.

- Как же это здорово! – радостно восклицаю я. – Когда я расскажу отцу, что ела на

завтрак в Германии кофе с чуррос, он будет потрясен.

Эрик улыбается, и я тоже, и мы начинаем есть наши чуррос. Собираясь вытереть

руки, я тянусь за салфеткой, беру ее и вижу перед собой то самое кольцо, которое я

вернула Эрику в офисе.

- Ты снова стала моей невестой, и мне хочется, чтобы ты его носила.

Я смотрю на него. Он смотрит на меня. Я улыбаюсь. Он улыбается, берет кольцо и

надевает мне на палец. Потом целует мне руку и хриплым голосом шепчет:

- Ты снова принадлежишь мне. Целиком и полностью.

Мое тело пылает. Я обожаю его. Я целую его в губы и, отрываясь от него, шепчу:

- Конечно, дорогой мой жених. А можно спросить тебя про Флина?

- Конечно.

Проглотив вкуснейший рогалик, я внимательно смотрю на Эрика и спрашиваю:

- Почему ты не сказал мне, что твой племянник Флин – китаец?

Эрик издает смешок.

- Он не китаец. Он немец. Не называй его китайцем, а то он обидится. Не знаю

почему, но он ненавидит это слово. Моя сестра Ханна на два года уезжала жить в Корею.

Там она встретила Ли Вона, а когда забеременела, то решила вернуться в Германию,

чтобы рожать Флина здесь. Таким образом, он немец!

- А отец Флина?

Эрик кривит лицо.

- Он был женат, и никогда ничего не хотел знать о мальчике.

Эрик качает головой и продолжает.

- У ребенка два года был отец в Германии. Моя сестра встречалась с одним типом

по имени Лео. Малыш его обожал, но когда сестра попала в аварию, этот урод тоже

ничего не захотел о нем слышать. Я всегда подозревал, что ему от Ханны нужны были

только деньги.

Я решаю прекратить распросы. Я должна оставить эту тему. Пока я жую рогалик,

Эрик целует меня лоб. Мы несколько секунд смотрим друг на друга, и я понимаю, что

пришел момент поговорить о том, что неотступно крутится у меня голове.

Я выпиваю глоток кофе для храбрости.

- Эрик, завтра канун Нового года, и я…

Он не дает мне продолжить.

- Я знаю, что ты собираешься мне сказать, - заверяет он, приложив палец к моим

губам. – Ты хочешь вернуться в Испанию, чтобы провести Новогоднюю ночь с семьей,

верно?

- Да.

Эрик кивает, и я продолжаю:

- Я думаю, что мне надо выехать сегодня. Завтра канун Нового года и… Ну ты

меня понимаешь.

Он вздыхает, демонстрируя покорность моему решению. Его смирение трогает мое

сердце.

- Я хочу, чтобы ты знала, что, несмотря на то, что мне очень хочется, чтобы ты

осталась здесь со мной, я все понимаю. Но в этот раз я не могу сопровождать тебя. Я

должен остаться с Флином. У матери с сестрой свои планы, а я хочу провести

Новогоднюю ночь дома с ним. Ты ведь меня понимаешь, правда?

Воспоминания об этом разрывают мне сердце. Они ведь остаются совсем одни. Но,

не дав мне сказать, мой немец добавляет: