Б/У или любовь сумасшедших

А вдруг Егорова уже нет? Какая глупость! Кому он нужен? Кому-то нужен… Ведь не могло же показаться, что в истории болезни заменен последний листок…»

Бесконечный коридор. На всех дверях сигнальные лампочки — сдано на охрану. На той — тоже. Но она знает код, третий по счету. Если придут, объяснение самое безумное и потому понятное: возникла идея, нужно проверить, срочно, сейчас же. Почему не предупредила? Неловко будить ночью. Тишина. Окна закрыты намертво железными ставнями. Здесь всегда мертвенный «дневной» свет. Снаружи ничего не видно. Постовой в будке никому не сообщит. Привык к тому, что она шастает по ночам. Этот на проходной — заторможенный автомат. Звонок — ее нет дома, а ведь он предупредил, что все. Точка. Больше нельзя, и она дала слово. Но она не может, не может, не может жить, не узнав… Что это было? Зачем? Единственный ответ — сравнить программы. «Великий эксперимент».

Думала обо всем, а сама привычно нажимала кнопки. Ожил, оживился монитор. Да! История болезни. Так, так… это все читано-перечитано, знает наизусть… А вот это новое…

Здесь тоже подправлено в соответствии с вклеенным в историю болезни листком. Значит, успел! Когда? У больного нет некроза мозжечка. Включила энцефалограф, торопливо побежала глазами за кривыми: по-прежнему, по-прежнему, по-прежнему… А вот — новое в области красного ядра, но это несмертельно, гипофиз… — по-прежнему. Почему же прогноз неблагоприятный и чьей рукой он написан?

Тихие шаги за спиной. Она замерла. Какое-то бледное пятно озарилось на экране монитора… Господи, что я наделала! Белое пятно дрогнуло и исчезло… Тихие шаги… Она заставила себя обернуться.

Конечно же, никого. Но почему-то покачивается кольцо ключа в верхнем внутреннем замке. Она подошла, повернула ключ. Бред, страх, конечно… но кольцо остановилось.

Появилась картинка. Коридор, оклеенный рваными обоями в каких-то темных пятнах. Цвет непонятен, цвет исчез. Странное резкое черно-белое изображение… Нажала кнопку «color» — безрезультатно, цвет не появился. Ладно, пускай так, что-то испортилось, в прошлый раз тоже на этой программе не было цвета. На чем тогда остановилась… на пейзаже… Набрала: прошу вернуться к последнему. Ответил: не понимаю.

«Ах да, конечно: надо «прошу продвинуться вперед».

Картинка задрожала, размылась, будто потекла по ней вода, и постепенно начал проступать тот пейзаж.

Старые обшарпанные дома, каменные стены с обвалившейся штукатуркой, колокольня, железные ребра ободранных куполов. Картинка дергалась произвольно, как ручная камера. Распахнутые ворота. Дорога спускается круто вниз, к реке и снова круто поднимается. Оттуда, с подъема, сползает крытый фур-гон-«пазик». Свалка железного хлама. Мелькнул белый халат. Двое в синих халатах пронесли огромный бак, вывалили отбросы в деревянный ларь. Огромная ворона спланировала на отбросы. Жуткое лицо синильного беззубого старика, смеется, тычет пальцем. Звука нет. Она повернула кругляшок регулятора звука, усилился шум фона, но звука не было. Каменная стена придвинулась вплотную, видны щербинки на кирпичах, выкрошившиеся швы. Человек долго стоял у стены. Повернулся. Снова пошел, остановился. Ветви деревьев над рекой бесшумно гнулись от ветра. «Пазик» въехал в ворота. На заднем стекле крест. Санитары открыли железные двери, волоком вытащили безвольное тело, потащили к дверям старинного здания, ворона теребит падаль, железная больничная кровать с приспособлением для фиксирования рук и ног, диск от колеса большой машины, мятая бочка, лист лопуха, сутулая спина в байковом больничном…

Она узнала это место. Авдотьино — сразу подсказала память. Сюда они случайно забрели с Кольчецом, когда ему пришла очередная блажь: совершенствоваться в английском на каких-то престижных курсах. Пересекли шоссе, пошли по дороге, обсаженной огромными елями, и вышли вот к этому старому монастырю. Она тогда объяснила ему, что такие места называются «свалкой», сюда свозят безнадежных хроников. На обратном пути он все время повторял: «Не дай мне Бог сойти с ума. Уж лучше посох иль тюрьма. Не дай мне Бог сойти с ума…» Она успокаивала, шутила, она тогда еще не замечала ни признаков алкоголической эпилепсии, ни зловещих синдромов. Это было давно… Почему Авдотьино? Значит, так суждено ее пациенту оказаться именно в Авдотьино, а не на другой «свалке». Появился коридор… Это что же, возвращение во времени назад, выходит, так… Совсем запуталась, какая программа? Кажется, новая. Ну да, новая, я же не меняла. Та — в сумке. Потом, потом, смотри, записывай… Коридор, дверь ванной, но вместо ванной — лаборатория. Переплетение стеклянных трубок, реторты. Крупным планом металлический краник, мужская рука поворачивает краник. Перспектива маленького коридора, в конце яркий свет, свет приближается. Эта лаборатория занимает всю большую комнату с задернутым черными шторами окном. Бледный огонь горелки. Что-то выпаривается, булькает. Мужчина возится с установкой. Спина. Белый порошок на стенке реторты, белый порошок на стенке реторты, белый порошок на стенке реторты, седые волосы мужчины…