Б-11

Задумавшись, Кулешов не заметил, как оказался возле той самой «дыры в земле». Остановившись почти на краю, ничем не огражденном, академик внутренне вздрогнул. Чертова рассеянность – неотъемлемое, к сожалению, качество почти любого кабинетного ученого…

– Ты всегда был рассеян, Павлуша… – голос был тихим, в нем нет ничего угрожающего, но оторопь проняла Кулешова с ног до головы. Он не ожидал услышать этот голос – нигде, тем более – здесь! Хотя где еще он мог бы его услышать, спустя столько лет?

Стараясь не казаться неуклюжим и испуганным, Павел Петрович отступил назад, разворачиваясь. Она стояла перед ним – странно-прямая, хотя раньше она всегда чуть сутулилась, и такая же молодая, как тридцать лет назад, когда она смущенно сказала, что уезжает… со Славиком. Он пытался ее удержать. Он даже пообещал, что прямо из Шереметьево они поедут подавать заявление в ЗАГС – то, с чем до этого он не особо спешил. Но она только рассмеялась своим серебристым смехом, и сказала, что ей этого не надо. Что с ним она была в клетке – пусть и золотой. Она пожелала ему «найти свое счастье», и решительно зашагала туда, где ее ждал ее «темный король», не так давно выписанный из психиатрической клиники Славик.

– Ты такая же сумасшедшая, как и он! – крикнул он ей вслед. Она даже не обернулась, только вновь рассмеялась, и ушла, улетела из его жизни – казалось, навсегда…

…чтобы вновь появиться здесь – на краю бездны, созданной ее возлюбленным вопреки желанию ее бывшего любовника.

– Света… – прошептал он. – Но… как?

– Павлуша, Павлуша… – улыбалась она, – и зачем ты все время прешь против рожна? Ты сам мог бы быть элькибаль белети – а кто ты сейчас?

– Ты вернулась… – Кулешов шагнул к Свете, но та отстранилась, и чуть слышно рассмеялась:

– Вернулась? Ну, нет. Ты еще не понял, Павлуша? Твое время закончилось. Бездна открылась для тебя!

– И что? – у Павла Петровича кружилась голова. – Это не важно. Света, если бы ты знала…

– Как ты скучал по мне все эти годы? – ответила она. – Как проклинал тот день, когда отпустил меня – как будто ты мог меня удержать! Я знаю! Или что? Что ты поехал в эту экспедицию только потому, что надеялся найти здесь мою могилку?

Павел Петрович рассеяно кивнул. «Откуда она знает? – подумал он. – Откуда она может это знать? Может, она только кажется мне? Может, я схожу с ума?»

– Думаешь, я галлюцинация? – рассмеялась Света. – Тогда попробуй обнять меня! Ты ведь обнимал меня раньше, Павлуша, правда? Почему бы тебе…

Кулешов решительно шагнул к женщине и неловко сграбастал в свои медвежьи объятия. Тело Светы под снежно-белым плащом было невероятно горячим, и…

Оно странно двигалось, словно было не человеческим телом, а клубком змей! Павел Петрович почувствовал тошнотворную смесь страха и отвращения, и, вероятно, это как-то отразилось на его лице…

– Видишь, Павлуша, – рассмеялась Света. – Я жива. И более того – я не просто жива. Это новая жизнь, вечная жизнь, которую дарует нам предвечное пламя. Смотри!

И она чуть оттолкнув Павла Петровича, со смехом распахнула плащ.

Крик застрял в горле Кулешова. Его лицо потемнело, налилось кровью, зрачки расширились так, что серой радужки не осталось даже по краям, лицо перекосило, челюсть дрожала в немом крике, а в голове билась одна-единственная мысль:

– ЧТО ЭТО?

Что бы это ни было, человеком оно не было. От Светы оставалась только голова, остальное тело, хоть и напоминало по контурам человеческое – две руки, две ноги, грудь… но было словно соткано из каких-то странных, свивающихся нитей, напоминающих крысиные хвосты, каждый из которых был снабжен маленькой пастью на конце.

Павел Петрович сделал еще один шаг назад – и не почувствовал опоры под ногой. Он попытался сохранить равновесие, нелепо махая руками, но чудовище шагнуло вперед – и Кулешов, невольно отпрянув, сорвался с края бездны. Под тихий разливистый смех академик полетел вниз, и последнее, что он понял, это то, что падение будет долгим…

* * *

– Нашла! – Даша с феном в руках вошла в душевую, но за короткое мгновение, пока дверь открывалась, черная тень за спиной у Иры стала прозрачной и, как туман, втянулась в слив душевого поддона.

– Что нашла? – спросила Ира, смывая остатки пены.

– Все нашла, – сообщила Даша, успевшая накинуть халат и замотать волосы махровым полотенцем с узором из языков пламени. – И фен нашла, и полотенце с халатом.

– Странная ты, – заметила Ира. – Они ж у тебя в рюкзаке были.

– Ну да, – кивнула Даша. – Но там столько вещей… ну, как?

– Что «как»? – не поняла Ира. – Все нормально. А волосы как хорошо промылись, даже с учетом того, что вода не такая теплая, как я люблю.

– А бензином не пахло? – спросила Даша. Ира отрицательно покачала головой:

– Не-а. Говорю тебе, подруга, это все от переутомления.

– Ну… наверно, – согласилась Даша. – Надо будет к психологу записаться, как в Москву вернемся.

– Да не переживай ты, – сказала Ира, выбираясь из душа и снимая с полки первое из трех своих полотенец. – Такое со всеми бывает… наверно. Хотя, конечно, напугала ты меня порядочно… два раза.

Даша опустила глаза: