Азовский гамбит

В глазах дьяка промелькнула глумливая усмешка и он, наклонившись к моему уху, горячо зашептал: — А девка-то не худа, телом бела, лицом румяна, коли повелишь, так никуда Наумов не денется, пришлет постель застилать. Чай не маленькая, управится…

— Вот что, любезный, — холодно перебил я его. — Ты бы определился, чем по жизни заниматься желаешь. Если государственными делами, то это одно, а если в сводни метишь, так совсем другое…

— Помилуйте, ваше величество, — не на шутку перепугался Грамотин. — Бес попутал…

— Оставь нечистого в покое, — махнул я рукой и направился в отведенную мне горницу, оставив посеревшего от осознания сделанной ошибки дьяка.

Увы, выспаться в ту ночь мне не судилось. Сначала сон просто не шел. В голову лезли всякие беспорядочные мысли, вспоминалось, что успел сделать за прожитые в этом времени годы, но более всего то, до чего руки так и не дошли. Потом во дворе начался какой-то шум, послышали ахи и охи, началась беготня. Я уже хотел было плюнуть на все и выйти самому, как в дверь ко мне постучались.

— Кто здесь? — раздался встревоженный голос спальника, которому в отличие от меня ничто не помешало наслаждаться сном.

— Войдите! — велел я, положив по привычке руку на рукоять допельфастера.

— Беда, государь, — заглянул ко мне в комнату Михальский. — в Москве бунт!

— Что?

— Прискакал гонец. Он еле жив, так что спрашивать его бесполезно. Успел сказать только, что в столице начались беспорядки. Горожане нападают на иноземцев. Кукуй и Кремль взяты в осаду.

— Седлать коней! — велел я, спрыгивая с кровати.

— Может, подождем до утра?

— Если лошади еще не отдохнули, возьми запасных у воеводы!

— Как прикажете, — не стал больше спорить Корнилий, и бросился отдавать распоряжения.

Через несколько минут я одетый и снаряженный вышел во двор и окинул взглядом всех присутствующих. Ратники моей охраны выводили оседланных лошадей, зато встревоженный воевода бегал по двору в одной рубашке и раздавал приказания таким же полураздетым холопам. Завидев меня, он тут же подскочил и затараторил, как будто боялся, что опять выдвинется какой-нибудь «доброволец» и завладеет моим вниманием.

— Сейчас в набат ударим и стрельцов соберем да на конь посадим, а вестовых к окрестным дворянам и боярским детям уже послали. К утру соберем конно, людно и оружно.

— И много их? — поинтересовался я.

— Стрельцов в гарнизоне полторы сотни. А дворян и детей боярских сорок три. Если каждый с собой не менее двух боевых холопов приведет, сотня конной рати будет.

— Они хоть раз на смотр все явились? — недоверчиво хмыкнул я.

— То на смотр, — почтительно возразил Наумов, — а то по цареву зову. Нетчики среди местных есть, врать не стану, а вот дураков не видал!

— Значит так. Половину стрельцов оставь в городе и сам с ними будь. Нельзя Серпухов без защиты оставить. Не спорь с царем! Ты хвор, сам вижу, однако человек верный и распорядительный, а потому без награды не останешься. Дворянам скажи, чтобы нас догоняли, а мы пойдем прямиком на Москву. Все!

В этот момент Михальский лично подвел мне коня, и хотел было помочь сесть, но я не стал его дожидаться и сам вскочил в седло.

— Все готовы?

— Да, ваше величество.

— Тогда не будем задерживаться. Хотя… где Грамотин?

— Да вон он стоит, — указал Михальский на дьяка, одетого поверх жупана в добротную немецкой работы кирасу и с польской корабелой на поясе.

— Подай ему заводного коня. Он едет с нами!

— У него свой есть, — буркнул мой телохранитель, которому Грамотин активно не нравился.

Глава 5

Шли мы хоть быстро, но без особой спешки, на ходу обрастая все новыми и новыми возникающими из предрассветных сумерек отрядами и отдельными бойцами. Одни были на добрых конях и в крепких доспехах, другие на чуть живых клячах и в лучшем случае дедовых кольчугах, а то и вовсе тягиляях. У кого-то помимо сабель имелись пистолеты и карабины, а иные обходились саадаками, с луком и стрелами. Но все новоприбывшие горели желанием послужить государю и отечеству, уняв неведомо откуда взявшуюся крамолу.

Какой силой разносилась весть среди служивых помещиков — ведомо, наверное, лишь Господу Богу да еще Корнилию, расстаравшемуся ради такого дела. Но к утру вокруг меня, разрастаясь, словно снежный ком, катящийся с горы, шло по московской дороге целое конное войско, продолжавшее с каждой верстой усиливаться.

Во главе его находился ваш покорный слуга в тех самых подаренных кузнецами серпуховскими трех-четвертных латах. Поначалу, я не собирался их одевать, обходясь своим помнившим лучшие годы кожаным камзолом, который честно говоря, в глубине души считал если не заговоренным, то уж наверняка счастливым. Однако все присоединявшиеся к нам служивые люди непременно желали увидеть царя и, мягко говоря, удивлялись скромности государева облачения.

В общем, как говорится, положение обязывает и я приказал подать мне столь кстати сделанный подарок. Тем более что ничего иного у меня все равно под рукой не имелось. Вид, впрочем, получился вполне внушительный и подданные, что называется, прониклись.