Азов

Кондрат завидно поглядывал на Степана, а думал о своем. Доведется ли ему, Кондрату, бывать когда-нибудь большим атаманом храброго войска?

Весла взлетали крыльями. Били они по волне легко и снова взлетали.

А Степан думал думу: эх, был бы он годками постарше да была бы у него волюшка, метнулся бы он во многие города, во многие страны… Тесновато в Черкасске-городе. И где-то, как сказывали ему, за тридевять земель живет персидский царь. Вот бы туда махнуть!..

Кондрат Кропива как только глянул в струги и рот раскрыл…

– Гей! – крикнул Степан. – А греби-ка веслами по левой стороне. Чего вы позамешкались?! Гребите поживее! Струг весь протек. Адь невдомек вам, струг затопило?! – И обжег глазами Кондрата:

– Проконопатили?! Просмолили?! Ах, сатаны! Черпайте воду шапками!

В струге воды полднища набралось.

Стали казачата черпать воду шапками. Вода не убавлялась. Вода бурлила из всех трещин, клокотала, вливалась в струг. Гребцы уже по колено сидели в воде. Струг на середине Дона. Вот-вот наберется еще воды под верхний край бортов, и струг пойдет ко дну.

С берега заметили, что струг глубоко сидит в воде, стали кричать, надрываться:

– Гребите поживее к берегу! Струг тонет… Гре-е-би-и-те к берегу-у-у!!!

Степан сказал:

– Видно, не вычерпать нам всей воды шапками. Вали-ка, сатаны, в Дон! Хватайтесь за ребрины струга да днищем перевертывайте к небу. Иначе струг загубим.

И как был Степан в чеботках, в шапке-кудлатке, в шароварах широких, так и кинулся в реку. А за ним, не долго думая, кинулись в воду другие, чтоб струг спасать.

Разгребая воду руками, Степан фыркал:

– Проконопатили! Просмолили струги, здорово! Вот выберусь на берег, я всех про-коно-п-пачу!

Старый струг перевернулся днищем кверху. Уцепившись за его покатые борта, казачата стали толкать его к берегу. Но струг шел медленно. Его несло течением Дона все дальше и дальше от берега. Степан кричал береговым:

– А пригоните вы нам поскорее лодочку легкую! Ло-доч-ку-у!

Но не одна, а сразу три легкие лодочки оторвались от берега и устремились наперерез.

– Чепи-ка струг на якорь! – кричал Степан. – Чепи, подтягивай!

Шапка-кудлатка давно слетела со Степановой головы и медленно плыла по Дону. Кто-то подхватил ее шестом, встряхнул в воздухе и опустил в лодочку.

Степан бросил свой красный кушак тому, который стоял на носу лодки.

– Вяжи! Держи! – сердито кричал он.

Привязали кушаком струг и потянули его тремя лодочками к берегу. Дотянули. Вылез Степан из воды – едва на ногах держится. Хмуро глядит. Молчит. В чеботочках полно воды. Штаны не выжмешь. Подумал: «Носи, Степан, подарки Ивана по большим праздникам!»

Снял Степан сорочку с махорушками, снял чеботочки, поглядел зло, нет ли тут кого из чужих, штаны снял. Сел на пенек у костра и стал сушить их. Сушит, а сам ругается.

– Дьяволы! 3 малым едва струг, даренный атаманом, не потопили. Обсохну, сам буду смолить струги, сам буду конопатить.

И поутру просмолил, проконопатил, испытал струги в Дону, а к ночи вернулся в землянку. Отец его спросил:

– Где ж ты, сынку, бывал? Почто у тебя в смоле рубаха белая?

– Струги чинил, – ответил Степан.

– Сберег, стало быть, подарки братана? Все изгрязнил. Пороть бы надобно, да ночь-то на дворе. Укладывайся!

Но едва показалось за черным курганом раннее солнышко, Степан уже был на ногах. В городке, правда, еще многие спали. А Степан с утра искал себе забавы. Братан его да тетка заметили, что Степан скучает без дела, стали выговаривать за вчерашнее. Тимофей говорил:

– Непутевый! Неталанный! Чести отцовской не бережешь, себя не бережешь и одежины, даренной братаном, не бережешь!

Иван говорил:

– Куда пошло? Кому то все тоже? На Дон сбрел, струг в Дону перевернул, штаны поизодрал. Рубаху просмолил. Не будет с тебя, Степка, проку.

– А прок-то не враз приходит, – сказал Степан, перескочив через плетень. Помчался он в гости к табунщикам. Там всегда отводил душу. Табунщики спросили:

– Чего приперся спозарани? Аль тятька драл?

– Тятька не драл. Он не дерет. Тятька у меня добрый! Пришел по делу, – хмуровато ответил Степан, косо поглядывая на пасущихся коней.

– Ну, сказывай! Охота послушать, – сказали табунщики.

Степан переминался с ноги на ногу и был не уверен – говорить ли им о том, за чем пришел, или помолчать?

Сказал:

– Чтобы мне во всем быть ладным да смелым казаком, захотелось мне испытать у вас самого резвого коня!

Табунщики – Абдулка-татарин, Кузьма Подтелок, Сысоев Иван – переглянулись.

– А что нам атаман Татаринов скажет?

– Атаман вам ничего худого не скажет. Он мне сто сорок сабель дал, четыре струга.

– Вот как?!

– Так! Коня-то я у вас не насовсем же беру!

Абдулка сказал:

– Горячий конь есть, но он тебя убьет.

– А не убьет. Я не боюсь горячих коней. Показывай.

Иван Сысоев и Кузьма Подтелок предупредили:

– Ты, Степан, не озоруй конями! Иди-ка ты лучше, детина, прочь! Не лезь в беду, как в Дон полез со стругом!

Но Степана трудно уговорить. Задумал – не отстанет. Твердит одно:

– Дайте мне коня самого резвого.

Абдулка говорит: