Азеф

«Я почти потерял всякую надежду на это предприятие… Всплыло очень много фантастического в его работе, которая пока совсем не двинулась вперед. Для меня теперь стоит вопрос — продолжать ли, то есть истратить ли до конца оставшиеся 7000 рублей, или уже прекратить все и не льстить себя надеждой. Свои сомнения я ему высказал и указал на целый ряд его ошибок. При этом обнаружилось очень много у него мелкого профессионального самолюбия…»^[234]

Во всяком случае, обвинения Азефа в присвоении денег, выделенных на мастерскую Бухало, явно облыжны. Сохранилась не только техническая документация, но и черновики финансовых отчетов. Даже после осени 1907 года, несмотря на открытый скепсис Азефа, работы продолжались и средства «осваивались». После разоблачения Азефа мастерская была в целях конспирации перенесена в окрестности Штутгарта. Еще в мае 1910 года имелся «неизрасходованный остаток ассигнованной на дело суммы». Закрыт проект был только в конце 1910 года. После этого Бухало нашел будто бы новых инвесторов, связанных с германским Генштабом, однако до военного применения его изобретений дело тоже не дошло.

ГЕРШУНИ СНОВА НА СЦЕНЕ

Мы совсем забыли о первом лидере Боевой организации ПСР. Что происходило с ним все эти годы? Первоначально его, как всех важных политкаторжан, отправили в Шлиссельбург. К тому времени тюремные условия там были уже далеко не такими, как при Александре III, но все-таки первый год он провел в одиночном заключении. Родные ничего не знали о нем. Только в декабре 1904 года брат Гершуни, живший в Петербурге, обнаружил у себя в почтовом ящике записку: «Ваш брат Г. А. шлет вам низкий привет (sic). Он в Шлиссельбургской крепости. Чувствует себя хорошо и бодро. Будьте покойны». Кто мог передать эту записку — неизвестно. Впоследствии думали на Азефа, который мог узнать местопребывание Гершуни из полицейских источников… и решил сделать доброе дело? Все возможно.

В сентябре 1905 года Гершуни перевели в новую тюрьму, где заключенные могли общаться друг с другом. Он встретил легендарных ветеранов-народовольцев (Лопатина, Морозова), сидевших уже больше двадцати лет, узнал что-то (не всё) о происходившем в это время в стране. После 17 октября режим заключения резко улучшился: заключенным теперь ежедневно давали по полбутылки молока, выдали душистое мыло и, главное, предоставили свидание с родными, чего прежде не водилось.

В начале 1906 года Шлиссельбургская тюрьма закрылась, а Гершуни отправили на каторгу в Новый Акатуй, в Забайкалье. Там Григорий Андреевич встретился с товарищами, террористами своего поколения — с Мельниковым (но их уже и так надломленные отношения в Акатуе испортились окончательно, в том числе из-за мельниковских обвинений в адрес Азефа), с Карповичем; подружился с Петром Сидорчуком — украинцем-интернационалистом, сражавшимся, как Блинов, с погромщиками в Житомире. Было в тюрьме и женское отделение — там сидели, между прочим, Спиридонова и Каплан. Гершуни читал товарищам по заключению, а заодно и охране лекции (по политическим вопросам и по микробиологии) и вообще, разумеется, пользовался большим авторитетом.

В 1906 году обстановка в Акатуе была вольная, совсем не каторжная. Заключенные свободно расхаживали по острогу, «под честное слово», большими компаниями с одним конвоиром ходили в соседнюю деревню и в лес на прогулки.

Гершуни дважды пытался бежать. Как вспоминает Спиридонова, «…он ушел бы из тюрьмы вместе с другими товарищами на метеорологическую станцию за воротами, там в пустынном лесу произошло бы нападение на конвоира, которого связали бы, заткнули платком рот (сколько было уговоров и предупреждений от Г. А., боявшегося раздавить клопа, о неповреждении хотя бы самомалейшем этого конвоира) и продержали бы в кустах, пока Г. А. не уехал бы на заранее приготовленных лошадях. Два раза выходил Г. А., два раза ждали его лошади и приехавшие из Читы товарищи в кустах, и оба раза они не умели приурочить свое внезапное появление к назначенному времени».

Кто были эти товарищи — неизвестно.

К осени, после назначения Столыпина, режим резко ужесточили. И именно тут-то эсеры решили устроить бывшему руководителю Боевой организации побег.

С побегом этим тоже много неясного. Кто занимался его подготовкой в партийном центре в Финляндии и на месте, в Забайкалье? Из воспоминаний Чернова и самого Гершуни это неясно. Многие приписывают инициативу Азефу. В любом случае не знать об этом проекте член-распорядитель БО не мог. Знал и участвовал. Между тем все это происходило как раз во время «медового месяца» в отношениях Азефа и Герасимова.

Гершуни бежал 13 октября.

Побег был устроен эффектно, просто… и немного забавно. Одной из тех собственно каторжных работ, которыми занимались акатуйцы, являлась засолка капусты. Вот в капустную бочку вождя БО и посадили. Благо он, не в пример своему преемнику, был низкоросл, тонкокостен и худощав.