Азазель

— В самом деле? О, это очень важно. И прямо 1 июня? Так-так. 30 мая в Турции произошел переворот, султана Абдул-Азиза свергли, и новый правитель Мидхат-паша возвел на престол Мурада V. А на следующий же день назначил к Абдул-Гамиду, младшему брату Мурада, нового секретаря? Скажите, какая спешность! Это крайне важное известие. Уж не строит ли Мидхат-паша планов избавиться и от Мурада, а на трон посадить Абдул-Гамида? Эхе-хе… Ладно, Фандорин, это не вашего ума дело. Секретаря мы установим в два счета. Я нынче же свяжусь по телеграфу с Николаем Павловичем Гнатьевым, нашим послом в Константинополе, мы давние приятели. Продолжайте.

— И последний, седьмой: номер 1508F, Швейцария, префект кантональной полиции, отправлено 25 мая, поступило 1 июня. Остальных вычислить будет много труднее, а некоторых даже невозможно. Но, если определить по крайней мере этих семерых и установить за ними негласное наблюдение…

— Дайте сюда список, — протянул руку генерал. — Немедленно распоряжусь, чтобы в соответствующие посольства отправили шифровки. Видимо, придется вступить в сотрудничество со специальными службами всех этих стран. Кроме Турции, где у нас прекрасная собственная сеть… Знаете, Эраст Петрович, я был резок с вами, но вы не обижайтесь. Я очень ценю ваш вклад и все такое… Просто мне было больно… Из-за Бриллинга… Ну, вы понимаете.

— Понимаю, ваше высокопревосходительство. Я и сам, в некотором смысле, не меньше вашего…

— Вот и хорошо, вот и отлично. Будете работать у меня. Разрабатывать «Азазель». Я создам особую группу, назначу туда самых опытных людей. Мы непременно распутаем этот клубок.

— Ваше высокопревосходительство, мне бы в Москву съездить…

— Зачем?

— Хотелось бы потолковать с леди Эстер. Сама она, будучи особой не столько земной, сколько небесной, (здесь Фандорин улыбнулся) вряд ли была посвящена в суть истинной деятельности Каннингема, но знает этого господина с детства и вообще могла бы поведать что-нибудь полезное. Не надо бы с ней официально, через жандармерию, а? Я имею счастье немного знать миледи, она меня не испугается, да и по-английски я говорю. Вдруг еще какая-то зацепка обнаружится? Может быть, через прошлое Каннингема на что-нибудь выйдем?

— Что ж, дело. Поезжайте. Но на один день, не дольше. Сейчас отправляйтесь спать, мой адъютант определит вас на квартиру. А завтра вечерним поездом в Москву. Если повезет, к тому времени уже поступят первые шифровки из посольств. Утром 28-го вы в Москве, беседуете с леди Эстер, а вечером извольте обратно, и сразу ко мне с докладом. В любое время, ясно?

— Ясно, ваше высокопревосходительство.

* * *

В коридоре вагона первого класса поезда «Санкт-Петербург — Москва» очень важный пожилой господин с завидными усами и подусниками, с бриллиантовой булавкой в галстуке, курил сигару, с нескрываемым любопытством поглядывая на запертую дверь купе номер один.

— Эй, любезный, — поманил он пухлым пальцем кстати появившегося кондуктора.

Тот мигом подлетел к сановному пассажиру и поклонился:

— Слушаю-с.

Барин взял его двумя пальцами за воротник и приглушенно забасил:

— Молодой человек, что в первом едет — кто таков? Знаешь? Уж больно юн.

— Самим удивительно, — шепотом доложил кондуктор. — Ведь первое-то, известное дело, для особо важных персон резервируется, не всякого генерала пустят. Только кто по срочному и ответственному государственному делу.

— Знаю. — Барин выпустил струю дыма. — Сам один раз ездил, с тайной инспекцией в Новороссию. Но этот-то совсем мальчишка. Может, чей-нибудь сынок? Из золотой молодежи?

— Никак нет-с, сынков в первое не содют, с этим строго-с. Разве что если кто из великих князей. А про этого я полюбопытствовал, в путевой лист к господину начальнику поезда заглянул, — еще больше понизил голос служитель.

— Ну! — поторопил служивого заинтригованный господин.

Предвкушая щедрые чаевые, кондуктор поднес палец к губам:

— Из Третьего отделения. Следователь особо важных дел.

— Понимаю, что «особо». Просто «важных» в первое не разместят. — Барин значительно помолчал. — И что же он?

— А как заперлись в купе, так, почитай, и не выходили-с. Я два раза чаю предлагал — какой там. Уткнулись в бумаги и сидят, головы не поднимают-с. Отправление из Питера на двадцать пять минут задержали, помните? Это из-за них-с. Ждали прибытия.

— Ого! — ахнул пассажир. — Однако это неслыханно!

— Бывает, но очень редко-с.

— И фамилия в путевом листе не обозначена?

— Никак нет-с. Ни фамилии, ни чина.

А Эраст Петрович все вчитывался в скупые строки донесений и нервно ерошил волосы. К горлу подступал мистический ужас.

Перед самым отъездом на вокзал в казенную квартиру, где Фандорин почти сутки проспал беспробудным сном, явился адъютант Мизинова, велел ждать — поступили три первые депеши из посольств, сейчас расшифруют и привезут. Ждать пришлось почти целый час, и Эраст Петрович боялся опоздать на поезд, но адъютант его успокоил.

Едва войдя в огромное, обитое зеленым бархатом купе, с письменным столом, мягким диваном и двумя ореховыми стульями на привинченных к полу ножках, Фандорин вскрыл пакет и углубился в чтение.