— Что, Фандорин, долго еще? Или вас опять какая-нибудь «идея» отвлекла? — строго спросил генерал, чувствуя, что после бессонной ночи и утомительного дня у него самого больше никаких идей появиться уже не может.
— Щас, ваше высокопревосходительство, щас, — пробормотал молокосос. — Еще пять записей осталось. Я ведь предупреждал, что список может быть зашифрован. Видите, какой шифр хитрый, половину букв не разгадали, а я тоже всех, кто там был, не помню… Ага, это у нас почт-директор из Дании, вот это кто. Так, а тут что? Первая буква не расшифрована — крестик, вторая тоже крестик, третья и четвертая — два m, потом опять крестик, потом n, потом d под вопросом, и последние две пропущены. Получается ++MM+ND(?)++.
— Чушь какая-то, — вздохнул Лаврентий Аркадьевич. — А Бриллинг в два счета догадался бы. Так вы уверены, что это был не приступ безумия? Невозможно представить, чтобы…
— Совершенно уверен, ваше высокопревосходительство, — уже в который раз сказал Эраст Петрович. — И я явственно слышал, как он сказал «Азазель». Стоп! Вспомнил! У Бежецкой в списке был какой-то commander. Надо полагать, это он.
— Commander — это чин в британском и американском флотах, — пояснил генерал. — Соответствует нашему капитану второго ранга. — Он сердито прошелся по комнате. — Азазель, Азазель, что еще за Азазель такой на нашу голову! Ведь получается, что мы ничегошеньки про него не знаем! Московскому расследованию Бриллинга грош цена! Поди, все вздор, фикция, враки — и террористы, и покушение на цесаревича! Убирал концы, получается? Подсунул нам каких-то мертвецов! Или вправду кого-то из дурачков-нигилистов подставил? С него станется — это был очень, очень способный человек… Проклятье, но где же результаты обыска? Уже сутки копаются!
Дверь тихонечко приоткрылась, в щель сунулась постная, тощая физиономия в золотых очках.
— Ваше высокопревосходительство, ротмистр Белозеров.
— Ну наконец-то! Легок на помине! Пусть войдет.
В кабинет, устало щурясь, вошел немолодой жандармский офицер, которого Эраст Петрович накануне уже видел в доме Каннингема.
— Есть, ваше высокопревосходительство, нашли, — негромко доложил он. — Весь дом и сад поделили на квадраты, все перерыли, все прочесали — ноль. Тогда агент Эйлензон, отменного нюха сыщик, догадался в подвале эстерната стеночки простукать. И что вы думаете, Лаврентий Аркадьевич? Обнаружилась потайная ниша, вроде фотографической лаборатории, а в ней двадцать ящиков, в каждом примерно по двести карточек. Шифр странный, вроде иероглифов, совсем не такой, как был в письме. Я распорядился, чтобы ящики перевезли сюда. Поднял весь шифровальный отдел, сейчас приступят к работе.
— Молодцом, Белозеров, молодцом, — похвалил подобревший генерал. — А этого, с нюхом, представьте к награде. Ну-с, наведаемся в шифровальный. Пойдемте, Фандорин, вам ведь тоже любопытно. Потом закончите, теперь не к спеху.
Поднялись на два этажа, быстро зашагали по бесконечному коридору. Свернули за угол. Навстречу бежал чиновник, махал руками.
— Беда, ваше высокопревосходительство, беда! Чернила бледнеют прямо на глазах, не поймем в чем дело!
Мизинов затрусил вперед, что совсем не шло к его грузной фигуре; золотая канитель на эполетах колыхалась наподобие крылышков мотылька. Белозеров и Фандорин непочтительно обогнали высокое начальство и первыми ворвались в высокие белые двери.
В большой комнате, сплошь занятой столами, царил переполох. С десяток чиновников метались над грудами аккуратных белых карточек, стопками разложенных по столам. Эраст Петрович схватил одну, увидел едва различимые письмена, похожие на китайские иероглифы. Прямо у него на глазах иероглифы исчезли, и карточка стала совершенно чистой.
— Что за чертовщина! — воскликнул запыхавшийся генерал. — Какие-нибудь симпатические чернила?
— Боюсь, ваше высокопревосходительство, все гораздо хуже, — сказал господин профессорского вида, разглядывая карточку на свет. — Ротмистр, вы говорили, что картотека хранилась в некоем подобии фотографического чулана?
— Так точно, — почтительно подтвердил Белозеров.
— А не припомните, какое там было освещение? Не красный фонарь?
— Совершенно верно, именно красный электрический фонарь.
— Я так и думал. Увы, Лаврентий Аркадьевич, картотека утеряна и восстановлению не поддается.
— Как так?! — закипятился генерал. — Нет уж, господин коллежский советник, вы что-нибудь придумайте. Вы мастер своего дела, вы светило…
— Но не волшебник, ваше высокопревосходительство. Очевидно, карточки обработаны специальным раствором и работать с ними возможно только при красном освещении. Теперь слой, на котором нанесены письмена, засвечен. Ловко, ничего не скажешь. Я с таким сталкиваюсь впервые.
Генерал сдвинул мохнатые брови и угрожающе засопел. В комнате стало тихо — надвигалась буря. Однако гром так и не грянул.
— Идемте, Фандорин, — упавшим голосом произнес начальник Третьего отделения. — Вам надо закончить работу.