Азазель

— Достопочтенный Несторий следует в Алеппо, чтобы заняться обновлением тамошнего прихода, — произнес настоятель. — Он спросил о тебе сразу же по прибытии в монастырь и не пожелал даже присесть, пока не увидит тебя.

— Это для меня большая честь, почтенный отец, — ответил я, и сердце мое радостно забилось.

В полдень два монаха принесли трапезу. Впервые после долгого времени я вкушал пищу в обществе других людей. Мы беседовали обо всем понемногу, пока Несторий не предложил священникам и монахам отдохнуть после долгой дороги и подготовиться к завтрашнему путешествию. Мы остались втроем: он, отец-настоятель и я. Несторий сказал, что очень обрадовался, узнав о моей лекарской славе среди жителей этих мест, добавив при этом:

— В Антиохии многие поминают тебя добрым словом и восхищаются твоим искусством врачевания. Тамошние братья просили предложить тебе переехать в Антиохию, если ты не против. Я обещал, что переговорю с тобой, но предупредил, что еще в доме Господнем Иерусалиме ты отказался от такого предложения.

— Благодарю тебя за милость, преподобный епископ, но я доволен своим местом.

— Да будет так… Но, раз уж ты решил утвердиться здесь, почему не сеешь лечебные травы? Или тебе не разрешает почтенный отец-настоятель?

— Нет, отец мой. Ни в коем случае, я пока еще даже не обсуждал с ним это.

Несторий бросил на настоятеля дружеский взгляд и, поправив головной убор, сказал, что мы должны приступить к обработке земель как можно быстрее, ибо выращивание лечебных трав принесет много пользы больным верующим… Он напомнил настоятелю, что между монастырскими постройками и библиотечным флигелем есть старый колодец, который можно использовать для полива посевов в летние месяцы.

— Этот благословенный монастырь стоит очень высоко, — посмотрев на меня, произнес Несторий, — а по обе стороны ведущей к нему тропы располагаются заброшенные земли, вполне пригодные для посевов. У подножия ты мог бы высадить какие-нибудь растения из жарких стран, а повыше — те, что водятся в странах с более холодным климатом.

— А ты, благородный Несторий, оказывается, хорошо разбираешься в вопросах земледелия, — улыбнулся настоятель.

— Ну, у меня, почтенный отец-настоятель, знания самые начальные. Но думаю, строительство больницы и расширение большой церкви будет хорошим делом.

Настоятелю понравилась эта идея, но у меня она вызвала опасения: я по-прежнему боялся шума толпы и среди людей чувствовал себя неуютно. «Из уважения к Несторию я буду вынужден участвовать в этой затее, но потом точно переберусь в какой-нибудь другой монастырь, подальше от людей, — думал я в те минуты. — Но будь что будет…»

После захода солнца монастырские служки принесли нам большой поднос, уставленный яствами: здесь были головки сыра, яйца, хлеб, обсыпанные сахаром булочки, кувшин молока и какие-то фрукты. Поста в эти дни не было, но настоятель отведал лишь персик, который он в свойственной ему манере очень долго пережевывал.

— Мне этого до завтра хватит, а вы угощайтесь на здоровье, пока молодые, и да благословит Господь вашу беседу, — произнес он, прощаясь с нами. — Я буду счастлив вновь увидеть тебя, достопочтенный Несторий, завтра поутру, до вашего отъезда. Гипа знает, где у нас странноприимный дом, и проводит тебя туда, когда пожелаешь. Оставляю вас обоих на попечении Господа.

Съев по небольшому кусочку сыра и выпив молока, мы вышли на просторный монастырский двор. Стояла осень, с ее наполненными покоем ночами. Воздух был уже прохладен, а небо подернуто редкими перистыми облаками. Помню, я сказал Несторию, что здесь ощущаю себя ближе к небесам и, хотя не перестаю тосковать по родным краям, меня не тянет вернуться.

— Когда я пришел сюда, — прибавил я, — то почувствовал, будто весь мир стал как-то безопаснее.

Несторий рассмеялся и наставительно произнес:

— Мирская суета никуда не денется, но ты держись от нее подальше… — Затем, помолчав немного, добавил: — Окраины империи атакуют варвары и северные племена, да и курды на востоке никак не успокоятся. А в Галлии — готы. Крупнейшие христианские города охвачены тайным брожением, смутой и дурными предчувствиями.

Несторий еще много говорил о том, что творится в беспокойном мире, от которого я укрылся. Например, что здоровье епископа Феодора серьезно ухудшилось — сказывался почтенный возраст — семьдесят семь лет, и что после его ухода Несторий боится остаться в одиночестве. Что император Феодосий Второй предложил ему занять епископскую кафедру в Константинополе, куда он и намерен отбыть в ближайшее время для участия в хиротонии. Я удивился, что, говоря об этом, Несторий не выказывал никакой радости, но он пояснил, что ему нужно закончить кое-какие дела в антиохийском епископате и окрестных приходах, ибо многие из его начинаний пока еще далеки от завершения и он обеспокоен их дальнейшей судьбой. Мне захотелось развеять опасения Нестория, подбодрить его, и я сказал как можно беззаботнее:

— Но отец мой, ты ведь станешь епископом имперской столицы всего в сорок семь лет! Это серьезное и хорошее дело, так что не печалься!